Через полчаса его разбудил Хоган, предложив пару холодных куриных ножек и разбавленного вина. Шарп наскоро перекусил, устроившись в тени фермы и прислушиваясь к отдаленным звукам перестрелки. Равнина на западе все еще была пуста: французы не собирались глотать наживку. Хоган угрюмо сообщил, что через пару часов Пэр, видимо, скомандует полномасштабное отступление: еще день потерян.

Веллингтон ходил взад-вперед около фермы. Он уже побывал в селении, убедился, что защитникам его ничего не угрожает, и теперь раздраженно поедал холодного цыпленка, ожидая, когда Мармон покажет свои козыри. Он заметил Шарпа, поздравил его «с возвращением в мир живых», но Пэру сейчас было не до разговоров. Он продолжал мерить двор шагами, нервно поглядывая по сторонам.

– Сэр! Сэр! – к холмам с запада несся всадник на взмокшей лошади, ронявшей пену. Он спрыгнул с седла, отсалютовал и передал генералу клочок бумаги. Это был адъютант генерала Лита, он не стал ждать, пока генерал прочтет: – Сэр! Они разворачиваются налево!

– Вот дьявол! Дайте мне подзорную трубу! Быстро!

На равнине, среди пшеничных полей встречались невидимые с холмов проплешины – и там были французы. Генерал Лит, располагавшийся к западу, первым заметил движение, но теперь его увидели все. Французы старались поскорее скрыться из виду, но Шарп, раскрыв собственную подзорную трубу, отчетливо видел надвигающегося противника. Овца пришла в гости к волку. Веллингтон резко сложил свою трубу и бросил недоеденную куриную ножку через плечо, лицо его сияло торжеством:

– Боже правый! Получилось!

Вскочив на подведенного коня, он галопом помчался на запад, опережая замешкавшихся штабных офицеров, вынужденных глотать поднятую им пыль. Шарп, направив свою подзорную трубу на юго-запад, продолжил наблюдать за равниной, так гостеприимно расстилавшейся перед французами. Он видел, что войска выходят на марш. Какое великолепное зрелище! Противник, батальон за батальоном, держа строй, поворачивал на запад и направлялся навстречу припекающему солнцу. Наступление на деревушку имело целью всего лишь потрепать немного британский арьергард, пока основные силы французов безопасно продвигались, как им казалось, вслед своему врагу в попытке обогнать его. Воздух на равнине был раскаленным, но французы были воодушевлены, полны честолюбивых амбиций, они шли по пыльной колее между пшеницей и зарослями чертополоха, их мушкеты были на плечах, а боевой дух высок. Они все дальше и дальше уходили на запад, растягивая строй, и никто из них не знал, что враг притаился к северу от них и готов к бою.

Хогана переполняло счастье:

– Мы поймали его, Ричард! Мы наконец-то поймали его!

Глава 21

Битвы редко начинаются быстро, они растут постепенно, как степной пожар: клочок мушкетного пыжа, занявшийся по краю, падает в траву, тлеет, его раздувает ветер, и вскоре по высушенной полуденным жаром земле уже бегут сотни искр. Одни гаснут, другие разгораются, но быстро затаптываются раздраженным стрелком. А некоторые вдруг соприкасаются, сливаются, ветер подхватывает огонь, поднимает дымный столб, и маленькие искорки внезапно становятся яростным пламенем, обжигающим раненых и пожирающим мертвых. Битва у Арапил еще не началась: пока виднелись лишь искры, которые могли со временем разверзнуться адской бездной. Но день угасал, и офицеры, наблюдавшие с фермы на южной границе холмов, медленно переходили от эйфории к скуке. Французские батареи все так же палили по деревне поверх голов своей пехоты, укрепившейся среди пшеницы, но канонада понемногу стихала, и британцы, пользуясь затишьем, втащили две пушки обратно на Малый Арапил.

День клонился к вечеру. Часы показали три пополудни, потом четыре.