|
Хорошо бы, конечно, высота была побольше, этажа хотя бы в три, но верхняя галерея – единственное, что у него было. Он поглядел на обнаженное тело внизу и перевернул первую бочку, содержимое которой ледяным потоком обрушилось на Шарпа. Тот закричал, скорчился от судорожной боли, но тут вторая бочка водопадом обрушила на него десятки литров холодной воды, распластав на земле. Харпер сбежал по ступеням, наскоро завернул Шарпа в сухое одеяло и унес изможденное тело обратно в постель. Доктора сказали, что Харпер почти гарантированно убил Шарпа этой процедурой, но ночью лихорадка пошла на убыль, и Харпер, вернувшись из собора, застал Шарпа в сознании.
– Как чувствуете себя, сэр? – Ужасно, – впрочем, выглядел он не лучше: на бледном лице жили только ввалившиеся глаза. Харпер улыбнулся: – Скоро поправитесь. Харпер с Изабеллой, сменяя друг друга, молились за его здравие: она ходила в часовню Ирландского колледжа, уютную и изящную, но Харпер считал, что в большом соборе Бог лучше услышит обращенные к нему слова, и дважды в день с детской уверенностью взбирался на холм. Его широкое волевое лицо кривилось от напряжения, как будто работа мысли могла заставить слова молитвы обогнуть статуи и пройти через богато украшенный купол собора прямо к небесам. Он поставил свечу Св. Иуде, покровителю безнадежных, взывал к нему – и доктора вдруг снова объявили, что появилась надежда, маленький шанс, а Харпер начал молиться с удвоенной энергией. Но он понимал, что этого мало: конечно, они давали Шарпу лекарства, когда могли, постоянно молились о нем, хоть и не говорили об этом – но должно быть еще что-то, что пробудит в Шарпе желание жить. Но что? Оружие Шарпа пропало: винтовку украли в госпитале, палаш был сломан Леру. Харперу понадобилось 3 дня и солидная взятка, чтобы кладовщик в верхнем городе открыл свой небольшой склад и начал рыться на стеллажах. – Клинки, – бормотал он про себя, – клинки, клинки... Можешь взять вот такой, – он протянул Харперу саблю. – Это хлам, вся, черт возьми, червями источена. Мне нужен тяжелый клинок, а не это гнутое дерьмо. Капрал-кладовщик вздохнул, покопался еще и вытянул шпагу: – Вот прямая. Двадцать фунтов? – Хочешь, чтоб я ее на тебе испробовал? Я уже заплатил тебе! Капрал вздохнул: – У меня на нее есть чек. – Мелюзга ты несчастная, откуда у тебя чек на краденое? – Харпер сам прошел к стеллажам, покопался в оружии и нашел простой крепкий кавалеристский палаш. – Возьму этот. Где у тебя винтовки? – Винтовки? Ты ничего не говорил ни о каких винтовках. – Ну а теперь сказал, – здоровяк-сержант как бы случайно протолкнулся между кладовщиком и стеллажом. – Итак? Капрал выглянул в открытую дверь: – Тогда моя работа будет стоить больше. – Твоя работа дерьма коровьего не стоит. Так где винтовки? Капрал неохотно приоткрыл ящик: – Здесь все, что у нас есть. Совсем немного. Харпер осмотрел одну: новая, блестящая,замок смазан – но не пойдет. – Что, все такие? – Да, – капрал заметно нервничал. – Тогда оставь себе, – Харпер сунул винтовку обратно в ящик. Он не выбрал бы такую даже для себя, не говоря уже о Шарпе: это были новые винтовки калибра охотничьего карабина, гораздо меньшие, чем старые – ненадежные штуки. Значит, винтовка подождет. Он ухмыльнулся: – Теперь ножны. Капрал замотал головой: – Ножны – это сложно. Харпер приставил ему к горлу лезвие палаша: – У тебя мои два доллара, и они говорят, что ножны – это легко. Давай сюда. Тому пришлось подчиниться. Палаш не особенно походил на старое оружие Шарпа: за ним явно не следили, он был тупым и зазубренным в нескольких местах. |
