Этот разговор об успехах русских вряд ли понравился сэру Фрэнсису Травельяну: его длинное лицо порозовело, но он не проронил ни слова и даже не поднял глаз от тарелки.

— Эх, друзья мои, а представляете, что увидят наши внуки, когда Великий Трансазиатский путь соединится с Великим Трансафриканским?

— Но как же Азия может соединиться с Африкой железнодорожным путем, господин Бомбарнак? — интересуется майор Нольтиц.

— А очень просто: через Россию, Турцию, Италию, Францию и Испанию. Пассажиры смогут проехать без пересадки от Пекина до мыса Доброй Надежды.

— А как же Гибралтарский пролив? — спрашивает Пан Шао.

При этом упоминании сэр Фрэнсис Травельян настораживается. Как только речь заходит о Гибралтаре, так и кажется, что все Соединенное Королевство приводится в движение единым средиземноморским патриотическим порывом.

— А как же Гибралтар, господин Бомбарнак? — повторяет майор.

— Путь пройдет под ним. Что может быть проще — туннель в каких-нибудь пятнадцать — двадцать километров! Тут не будет английского парламента, который возражает против прорытия туннеля между Кале и Дувром. В один прекрасный день оправдаются слова поэта: «Omnia jam fieri quae posse negabam».

— He подлежит сомнению, — продолжает Пан Шао, — что китайский император был прав, когда предпочел протянуть руку русским, а не англичанам. Вместо того чтобы настаивать на проведении стратегической железной дороги в Маньчжурии, он предпочел соединиться с Транскаспийской магистралью через Китай и китайский Туркестан.

— И поступил очень мудро, — добавляет майор. — Союз с англичанами позволил бы только связать Индию с Европой, тогда как сотрудничество с русскими дало возможность соединить с Европой весь Азиатский континент.

Смотрю на сэра Фрэнсиса Травельяна. На скулах у него появились красные пятна, но он старается не выдавать своих чувств. Интересно, не заставят ли его эти нападки выйти из терпения? Если бы пришлось держать пари, я был бы крайне затруднен.

Майор Нольтиц возобновляет разговор, указывая на неоспоримые преимущества Великой Трансазиатской трассы с точки зрения торговых отношений между Азией и Европой, а также для безопасности и быстроты сообщения. Постепенно исчезнет старая ненависть между народами Азии, и перед ними откроется новая эра. Уже одно это составляет громадную заслугу русских и вызывает одобрение всех цивилизованных наций. Разве не оправдались прекрасные слова, произнесенные Скобелевым после взятия Геок-Тепе, когда побежденные могли бояться репрессий со стороны победителей: «В своей политике по отношению к Центральной Азии мы не знаем парий!».

— Такая политика говорит о наших преимуществах перед Англией, — заканчивает майор.

Я ожидал, что с уст сэра Фрэнсиса Травельяна сорвется сакраментальная фраза: «Никто не может превзойти англичан!» Недаром же говорят, что джентльмены Соединенного Королевства произносят ее, едва появившись на свет… Но этого не произошло.

Когда же я поднялся, чтобы произнести тост за Россию и Китай, сэр Травельян, очевидно, почувствовав, что его гнев может перейти дозволенные рамки, быстро вышел из-за стола. Видимо, и сегодня не придется узнать его политических убеждений!

Само собой разумеется, что этот разговор не помешал барону Вейсшнитцердерферу старательно опустошать одно блюдо за другим, к большому изумлению доктора Тио Кина. Вот немец, который никогда не читал предписаний достопочтенного Корнаро, а если и читал, то самым досадным образом делает все наоборот! Впрочем, вполне возможно, что он и не знает французского языка, и ничего не понял из того, что здесь говорилось.