Над батареей в гостиной чуть колыхались занавески, и больше никакого шевеленья.
– Ее нет, – сдавленно проговорила Элейн.
Уилла бросила портфель на кушетку.
– Дай ей время.
– Но мы уже дали ей время! Мы дали ей целую ночь!
«Время, чтоб одуматься», – говорил отец. Бывало, мать на него орала и топала ногами, или залепляла пощечину Уилле – ужасно больно и стыдно, когда при всех тебя бьют по лицу, – или трясла Элейн, точно тряпичную куклу, и так вцеплялась в свои волосы, что они еще долго стояли торчком. Потом мама уходила и дом заполняла потрясенная тишина.
– Ничего, ей нужно капельку времени, чтоб одуматься, – невозмутимо говорил отец. – Она переутомилась.
– Другие тоже переутомляются, но так себя не ведут, – однажды сказала Уилла.
– Понимаешь, она очень нервная.
Уилла поражалась его всепрощению. Сам он никогда не выходил из себя. Не припомнить даже, чтоб он повысил голос.
Жалко, что отца нет дома. Обычно он приходит к четырем, но сегодня вряд ли – он же без машины.
– Хочешь перекусить? – спросила Уилла. – Как насчет молока с печеньем?
– Ну, печенье, пожалуй.
– Без молока нет печенья.
Так всегда говорила мама, и сейчас Уилла подражала ее веселой певучей интонации. Во всяком случае, пыталась.
В кухне она поставила на стол стакан молока, рядом положила две штучки «Орео». Самой есть не хотелось, потому что в горле как будто застрял комок. Уилла взяла брошенный на кушетку портфель и села в столовой, где обычно делала уроки. Через минуту напротив нее устроилась Элейн с печеньем, но без молока. Первоклашкам на дом ничего не задавали.
– Дать тебе раскраску? – спросила Уилла.
Элейн только помотала головой.
Уилла решила не обращать на нее внимания. Она раскрыла задачник по математике, но все время чувствовала на себе взгляд Элейн и временами слышала, как та, словно мышка, хрустит печеньем.
Когда Уилла взялась за вопросы по истории, сестра уже расправилась с печеньем и теперь просто сидела, порой глубоко вздыхая. Уилла притворилась, будто этого не замечает. Потом зазвонил телефон.
– Я отвечу! – Элейн кинулась в кухню, но Уилла ее опередила и сама цапнула трубку:
– Алло?
– Привет, милая, – сказал отец.
– Привет, пап.
– У вас все в порядке?
Она поняла, о чем он спрашивает, но сказала:
– Ага. Я делаю уроки, Элейн только что поела.
Пауза.
– Ладно, я уже скоро. Жду, когда Дуг Ло закончит классное собрание.
Значит, его подвезет мистер Ло. Это лучше, чем миссис Беллоуз, которая иногда засиживалась на работе до шести-семи вечера.
– Хорошо, пап.
– Приготовьтесь к лучшим в мире горячим бутербродам с сыром.
– Ладно. – Уилла повернулась к сестре, не сводившей с нее глаз: – Сказал, скоро приедет.
Элейн испустила очередной вздох.
Уилла оглядела кухню: горы грязной посуды на столешнице и в мойке, на столе нетронутый стакан молока.
– Надо все перемыть, – сказала она. – Поможешь мне? Я мою, ты вытираешь.
– Хорошо! – обрадовалась Элейн. Обычно посуду мыла мама, а вытирала Уилла. – Дашь мне фартук?
– Конечно.
Чтобы мамин фартук не волочился по полу, Уилла подвязала его сестре под мышки. Потом наполнила горячей водой оба резервуара мойки и подставила к столешнице табуретку для Элейн. Затем вымыла первую тарелку и, ополоснув, поставила в держатель, откуда Элейн ее осторожно вынула и принялась тщательно вытирать, на что ушла целая вечность. |