— В каюту… в каюту! — бормотала мадам Дезирандель угасшим голосом.

Ее муж, крайне раздраженный случившимся, уставший от толкотни, охотно послал бы подальше месье Дардантора, а заодно и свою дражайшую половину. И все же он решил первым делом увести несчастную женщину в каюту и уговорить ее никуда оттуда не выходить.

Месье Дезирандель приподнял жену со скамьи, на которой та обессиленно распростерлась, и, обхватив за талию, помог ей при помощи горничной спуститься с юта на палубу для пассажиров. Наконец, протащившись мимо ресторана, супруги добрались до своей каюты, где бедняжку раздели, уложили и укрыли одеялами, чтобы она согрелась.

Завершив сию нелегкую операцию, месье Дезирандель вернулся на ют и гневным взором окинул побережье старой гавани.

Дардантора там не было, а если бы и оказался, то ничего уже не смог бы сделать, разве что бить себя в грудь, вопя: «Меа culpa!»

«Аржелес», ловко лавируя, дошел под приветственные возгласы зевак, толпившихся на краю дамбы и на молу Сен-Луи, до середины пролива, затем отклонился несколько левее, пропуская шхуну, направлявшуюся в гавань, и, наконец, оставил горловину позади. Капитан вновь развернул судно, чтобы пройти севернее волнореза и на малом ходу обогнуть мыс Сет.

ГЛАВА II,

в которой герой нашей истории будет представлен читателю без всяких околичностей

— Вот и поплыли, — заметил Марсель, — навстречу…

— Неведомому, — подхватил Жан, — чтобы мы могли изучить его и открыть, как сказал Бодлер, что-то для себя новое!

— Неужто ты и в самом деле рассчитываешь на встречу с неведомым во время самого что ни на есть тривиального переезда из Франции в Африку, из Сета в Оран?..

— Не спорю, во время нашего тридцатишестичасового плавания первым и, возможно, единственным пунктом, который мы посетим, будет Оран. Но, отправляясь в путь, всегда ли знаешь, куда попадешь?..

— Разумеется, особенно когда тебя везут по заданному маршруту! Разве что на море несчастье случится…

— Да я же не об этом! — снисходительно произнес Жан. — К чему заранее настраиваться на столкновения судов, взрывы котлов или такое хорошенькое дельце, как двадцатилетняя робинзонада на безлюдном острове! Речь совсем о другом. Неизведанность, кстати, меня не пугающая, — это тот фон, на котором протекает наше существование, извечная тайна, начертанная в далекие античные времена на шкуре козы Амалтеи и записанная в великой небесной книге, недоступной для прочтения даже в самых сильных очках. Неизведанность — это ковчег, где хранятся наши предназначения, извлекаемые рукой судьбы наугад…

— Жан, прекрати поток метафор! — не выдержал Марсель. — Иначе не избежать мне морской болезни!

— Неизведанность — это загадочная декорация, скрытая за занавесом, который должен вот-вот подняться…

— Хватит, остановись! Не закусывай удила в самом начале пути! Не гарцуй на коне безудержных фантазий! Не несись вскачь, отпустив поводья!

— Эге, так и ты, сдается мне, заговорил метафорами!

— Ты прав. Давай-ка взглянем на вещи трезво. Мы сейчас ничем не рискуем. Как и остальные пассажиры, сели на пароход в Сете, чтобы доплыть до Орана, где вступим в ряды Седьмого африканского стрелкового полка. У каждого из нас в кармане по тысяче франков. Все весьма просто, вполне разумно и не оставляет места для неведомого со всеми его тайнами и загадками…

— Кто знает? — произнес философически Жан, начертав указательным пальцем в воздухе вопросительный знак.

Этот разговор, выявивший некоторые особенности в характере двух друзей, происходил в задней части юта, на скамье напротив проволочной сетки, из-за которой выглядывал мостик между грот— и фок-мачтами.