|
Что также печально, и не в одном только смысле. Во-первых, почему отец вообще полез в этот раздел журнала? Ясное дело, потому, что помещенные там, становящиеся от номера к номеру все более откровенными рассуждения об оргазмах, эрогенных зонах и прочих невразумительных особенностях женской сексуальности делают эти страницы самым возбуждающим чтением, какое только можно сыскать в доме Чейзов. Во всяком случае, сам Филип именно по этой причине их и читает. Оказывается, что и отец, который на двадцать семь лет старше тебя и обладает, предположительно, куда большим жизненным опытом, продолжает испытывать не меньшее, чем у сына, зудливое любопытство и не находит для него лучшего утоления. Что именно говорилось в том письме, Филип не знал. Он спрашивал об этом у родителей, у обоих, однако мать ничего ему рассказывать не стала, а отец и рад бы был рассказать, да не мог, поскольку ни единого слова не понял — даже с помощью словаря «Ридерс Дайджест». Так или иначе, сказал он Филипу, суть письма в том, что этот типчик положил на твою маму глаз. Хочет ее в койку затащить. Сколько бы заковыристых слов он ни накрутил, все сводится к этому. Поиметь ее хочет.
И это тоже было печально. Но совсем уж худо стало Филипу, когда он узнал, кто был автором этого письма. Майлз Слив, вот кто. Мистер Слив! Сливовый Сиропчик, отвратный преподаватель истории искусства! Филип, выбравший в выпускном классе именно эту специализацию, встречался с мистером Сливом четыре раза в неделю. Как смотреть ему в глаза, зная, что он норовит разрушить брак родителей? Легендарная выходка Гардинга на вечере в женской школе — «Осквернитель очага!» — теперь казалась Филипу далеко не смешной. Совсем, если правду сказать, не смешной. Первое, что пришло ему в голову, — пойти прямиком к директору школы и рассказать о поведении одного из его старших преподавателей (предмет — искусство и история искусства). Однако отец, как ни странно, сказал Филипу, что делать этого ни в коем случае не следует. Это наше дело, сказал отец, мое и его. Ни тебе, ни школе, ни даже матери твоей лезть в него не нужно. Я с этим мелким прохвостом сам разберусь, по-своему. Не знаю — как, но разберусь. Врежу ему так, что он меня долго помнить будет. Зловещие эти слова были последними из сказанных отцом на сей счет. Что он, собственно, имел в виду, Филип и представить себе не мог. Друзьям своим он, естественно, передавать их не стал. — Да нет, все в порядке, — ответил он Клэр тоном, в котором звучала приниженная безнадежность. И, поскольку друзей его это явно не убедило, пришлось импровизировать: — Мне просто… не дает покоя наша статья о «Замкнутом круге», вот и все. Как-то я не уверен, что мы правы. Дуг неверяще покачал головой: — Мы же на последнем заседании все уже обсудили. — Да знаю. И все-таки я не уверен. «Замкнутый круг» представлял собой закрытое дискуссионное общество, неизменно состоявшее всего из шестнадцати членов, которых набирали преимущественно из учеников выпускного класса, а в случаях очень редких — из предвыпускного. Никто из тех, кто к этому обществу не принадлежал, не ведал, как часто оно собирается, где и что, собственно, на его собраниях происходит. Все с ним связанное было сокрыто непроницаемой (и отчасти инфантильной) завесой тайны. — «Замкнутый круг» — паршивая, сеющая рознь шайка козлов-элитаристов, — сказал Дуг. — Школьников, вообразивших себя долбаными масонами. Самое время выставить их на посмешище и показать, кто они на самом деле такие — самодовольные дрочилы. — А ты в него вступить не пробовал? — спросил чей-то голос. Дуг, резко поворотясь, обнаружил, что прямо за ним сидит Пол, препротивный братец Бенжамена. — Ты-то тут что делаешь? — спросил Бенжамен. |
