— Есть спустить шлюпку! — отрапортовал вахтенный.

— Какие будут приказания, капитан? — осведомился штурман.

И пока матросы спускали на воду шлюпку, Мюнхаузен распорядился:

— Запомните мои сигналы. Красная ракета — ждёте нас. Зелёная — немедленно отплываете обратным курсом. Отвечайте мне — белой ракетой. Это будет означать, что сигнал принят. Ясно?

— Ясно, капитан.

Быстро добравшись на шлюпке до берега, Мюнхаузен и Тартарен, надёжно укрыв её в кустах, пошли по тропинке, вьющейся вдоль залива. Но, подумав о том, что здесь их могут легко обнаружить, они приняли решение подняться в гору и добраться до Ново-Архангельска горной тропой. Канадские и чёрные ели, знаменитый аляскинский кипарис (так называли ситхинскую ель), берёзы, ольха и кустарник скрывали от посторонних глаз наших книжных героев.

Охотник за фуражками заметно отстал, и когда Мюнхаузен обернулся, Тартарена не было. Кричать было опасно, и барон, как было условлено, три раза осторожно прокуковал, как настоящая кукушка…

— Ку-ку-у… Ку-ку-у… Ку-ку-у…

Но в ответ раздался восторженный крик Тартарена:

— Идите сюда, здесь малина!

Испуганный Мюнхаузен побежал на крик. Он нашёл своего друга в лесном малиннике. Из кустов торчала сияющая физиономия любимца Тараскона. Он лакомился сочной ягодой.

— Вы что, с ума сошли? Кричите на всю Аляску: «Малина!.. Малина!..» Хотите, чтобы нас поймали… — сердито отчитывал толстяка Мюнхаузен.

— Попробуйте… Какая малина! Ах, если бы ещё были сливки!..

Человека губят его страсти и некоторые привычки. Восторженный клич Тартарена: «Идите сюда… здесь малина!» — был услышан не только Мюнхаузеном. И когда Тартарен вылез из густого малинника, его спутника не было.

В лесу стояла зловещая тишина. Тартарен так и не мог понять, куда исчез Мюнхаузен… Ведь он только что стоял здесь. На всякий случай Тартарен вытащил из-за пояса пистолет и взвёл курок. Он тревожно осмотрелся и сдавленным голосом прошептал:

— Карл!.. Фридрих!.. Иероним!..

Никто не отозвался. Тогда он крикнул громче:

— Мюнха…

Мелькнула какая-то тень. Затем он почувствовал страшный удар по голове. Завертелись в глазах верхушки чёрных елей… Всё померкло вокруг;

Когда Тартарен очнулся, он почувствовал, что не может пошевелиться, так как связан и прикручен верёвками к дереву. Перед ним вертелись десятки медвежьих и волчьих голов. Это были индейцы-тлинкиты в своих боевых масках. Неожиданно Тартарен услыхал чей-то шёпот: «Ну-с, отведали малинки!..»

Толстяк повернул голову и увидел привязанного к ситхинскому кипарису Мюнхаузена.

— Дорогой Карл, — тихо произнёс Тартарен.

Но его резко прервал Мюнхаузен:

— Ягодки захотелось?! Но зачем же об этом оповещать население Аляски?!

Тартарен ничего не ответил. Он с тревогой смотрел, как индейцы вытащили свои топоры и, отмерив шагов двадцать, заняли боевые позиции.

— Вам не кажется, Мюнхаузен, что они собираются метать в нас томагавки?

— Мне не кажется… это в самом деле действительно так…

— Такой номер я видал в цирке Франкони, — прошептал Тартарен дрожащим голосом. — В Париже.

— Только здесь вы не услышите аплодисментов. Финал номера будет совершенно иной…

— Что вы говорите, Мюнхаузен?! Без суда?.. Без последнего слова подсудимого?

— Когда вы собираетесь его произнести?.. Через несколько минут будет поздно.

Два томагавка рассекли воздух и звучно вонзились в дерево, в нескольких сантиметрах от лица Тартарена, а ещё один топор глубоко вошёл в ель над головой Мюнхаузена.