|
— Нахал! — крикнула она и ударила Милованова по голове раскрытой ладонью. — Пошел прочь! Прочь!
— Какой бюст!.. — восторженно пробормотал фотограф, не в силах оторваться от созерцания неожиданно обретенного сокровища. — Поистине королевский… Больше, чем у нашей уборщицы… Скажите, п‑жал‑ста, он настоящий?! Вам туда ничего не подкладывали?
— Ах, ты, хамлюга бородатая! — пуще прежнего возмутилась Агния Альбертовна, дрыгая туловищем, потому что Милованов ни за что не хотел от нее отцепляться.
Люда Горенок, ахая и охая, бросилась вызволять своего шефа из неприятной ситуации. Она обхватила его сзади обеими руками за талию и теперь изо всех сил тащила назад.
— Этот бюст тоже липовый! — неожиданно решил Милованов, и его косые глаза сверкнули неподдельным гневом. — Его слишком много. Не может быть, чтобы столько тела сосредоточилось в одном месте!
Агния Альбертовна взвизгнула и дрыгнулась еще раз, очень мощно. Милованов чавкнул, как вантуз, и отлепился от нее, завалившись назад. Именно в это время неизвестно откуда возник Свиноедов с двумя бокалами шампанского в руках.
— Что за шум, а драки нет? — спросил он, глядя по очереди то на Люсю, то на Агнию Альбертовну. Они обе были красные, как будто их облили томатным соком, и бурно дышали.
Эта пьяная скотина! — грозным голосом объяснила ему возмущенная Жузич, указав перстом на Милованова, который находился в вертикальном положении только благодаря усилиям Люды Горенок. Глаза его разбежались в разные стороны. — Он на меня напал!
— Так‑так, понятно.
Агния Альбертовна вырвала у арт‑директора из рук бокал шампанского и выпила его одним духом. Прислушалась к себе, потом, игнорируя сопротивление, отняла второй бокал и отправила его вслед за первым. После чего продолжила повествование:
— Он налакался до поросячьего визга…
— Узнаю своего коллегу.
— Упал на меня, ткнулся своим рылом мне в декольте…
— Возмутительно.
— Потом он меня всю обслюнявил и еще хрюкал прямо в ухо!
— Как я вам сочувствую.
— В общем, вел себя, как свинья! — подытожила Жузич. — Кстати, вы кто?
— Свиноедов.
— Издеваетесь?! — гневно крикнула Агния Альбертовна. — На меня нападают, а вы издеваетесь?!
Она повернулась к Люде Горенок, которая прислонила гениального фотографа к ближайшей колонне и с тревогой ждала — упадет или не упадет.
— Идемте, милая, нам пора. Мы и так изрядно задержались. А вы паяц! — сообщила она арт‑директору, оставшемуся стоять с двумя пустыми бокалами в руках.
— Но его фамилия действительно Свиноедов, — звонким голосом сказала справедливая Люся.
— Ну да? — не поверила та. Пожевала губами и нравоучительно заметила: — В нашей стране носить подобную фамилию просто аморально. Обещайте, молодой человек, что смените ее на что‑нибудь более…
— Вегетарианское, — подсказал тот.
— Грибоедов, — неожиданно четко выговорил Милованов и захохотал.
Хохот его был таким громким и заразительным, что привлек внимание группы людей, среди которых находилась и Белоярова. Она повернула голову, сразу заметила пьяного фотографа, а рядом с ним пунцовую Агнию Альбертовну. Сообразила, что подчиненный попал в историю, и выдвинулась на место происшествия, чтобы расставить все по своим местам.
— Люся, ты не забыла календарь? — спросила она, подойдя и погремев ледяными кубиками в бокале. — Пеструхин — новый человек в холдинге, мне нужно наводить мосты… Я хочу завязать с ним дружеские отношения. |