— Анастас Кузьмич, умоляю, дайте мне взглянуть на фотографии из личных дел, и я обязательно его найду, — Лидия Францевна, перегнувшись через стол, чмокнула кадровика в щёку.

— В архиве прохладно, будь он неладен этот ваш Трунов, — накинув пиджак от Моржелли в крупную фиолетовую клетку, кадровик направился к двери, и тут неожиданно выяснилось, что у Спиваковского одна нога короче другой. — Вообще-то, я не обязан показывать вам личные дела уволенных сотрудников, — оглянулся на Льва Тимофеевича Спиваковский. — Ну, да ладно… Пойдёмте, пока я добрый.

Ему часто снился этот сон из его прошлой жизни, ведь сны — это ни что иное, как наши воспоминания, переиначенная явь и щепотка соли из будущего.

Первый раз он попал в больницу, когда его звучную пощёчину начальнику сектора выдр все сочли за драку, устроенную на рабочем месте. Его объявили психом, с диагнозом вялотекущая шизофрения, а он всего лишь ударил одного из тех, кто коварно присвоил себе его открытие века — «Выделка мездры отчебучиванием». Он даже в припадке бессилия укусил одного из милиционеров, выковыривающих его из шахты лифта, где он спрятался от трудового коллектива.

Сегодня он так и не пошёл на похороны В. Н. Кобылина, того самого начальника соболиного сектора Пушпрома, который организовал его травлю двадцать лет назад. Именно смерть Кобылина он оттягивал, сколько мог… Зато какой же нечеловеческий восторг он испытал, когда Кобылин пришёл в ресторан и с жадностью съел ужин, который он для него заказал.

«Хоть бы ты подавился!» — наблюдая, как пенсионер Кобылин глотает ореховое в белом шоколаде пирожное, предвкушал неизбежное он. Из ресторана они вышли вместе, весело переговариваясь, — вспомнил официант, обслуживавший их столик. Изобретённая им схема отравлений не давала сбоев — шесть человек он отравил прошлым летом, а шесть — в этом году.

«Я — санитар зла! — разглядывая трубящих ангелов на потолке над собой, почёсывал пятку он. — А без этой дюжины никуда не годных людей мир стал чище, как не крути…»

На мёртвого Кобылина уже сутки была навалена целая тонна земли, а может быть, и две, а он, вялотекущий шизофреник, завтра, наконец, летит домой — в Швецию.

На стеллажах архива Пушпрома стояли тысячи обгрызенных папок с личными делами уволенных сотрудников, а спёртый воздух пах толстыми мышами. Лидия Францевна, нацепив на нос очки, стала с ходу листать и отбрасывать папки, подаваемые ей кадровиком Спиваковским. Лев Тимофеевич весьма удивился такой оперативности, а затем стал помогать ставить просмотренные папки обратно на стеллажи в строго алфавитном порядке.

— Вот он подлец! — через час с небольшим выдохнула вспотевшая от усердия госпожа Клушина и взглядом победительницы одарила суетящихся рядом с ней мужчин.

— А ну-ка, дайте сюда папку! — протянул руку кадровик. — Так я и думал… Абсолютно неприметная фамилия, как, собственно, и Трунов. Совсем неудивительно, что он всех так легко вводил в заблуждение!

Лев Тимофеевич заглянул в открытое личное дело и прочитал Ф.И.О. искомого сотрудника Пушпрома: Юрий Иванович Вырицын — старший научный сотрудник лаборатории соболиного сектора Пушпрома.

— Я хочу изъять это дело, Анастас Кузьмич, — разглядывая безнадёжно неприметное лицо Вырицына, сказал следователь.

— Кому тут нужно его дело?.. Да, берите ради бога, — махнул рукой Анастас Кузьмич. — Только пойдёмте, оформим изъятие по всем правилам.

«Мир был бы скучным без толстых людей, иначе перед кем бы хвалились своими торсами люди с поджарыми животами?» — Лев Тимофеевич покосился на свой поджарый живот вегетарианца и подумал, что для обретения душевного равновесия ему, всё-таки, имеет смысл жениться на какой-нибудь пухленькой даме, вроде Лидии Францевны, только помоложе.