|
А. Слащёв, перешедший на службу в Красную армию и связанный с некоторыми военными руководителями СССР, в частности с М.Н. Тухачевским. Официальная версия: его убийца Коленберг сказал, что отомстил генералу за его зверства («белый террор») в годы Гражданской войны. Но ведь в ту пору амнистированный Слащёв служил в Красной армии (преподавал). Историк и литературовед В.И. Лосев предположил: «Скорее всего, это убийство было «приурочено» к травле Булгакова (на писателя это преступление не могло не произвести самого тягостного впечатления) и рассмотрению вопроса о «Беге» в верхах». Речь идет о пьесе Михаила Булгакова, в которой один из главных героев генерал Хлудов «списан» со Слащёва. В те годы Булгаковым вплотную интересовались ОГПУ и лично Г. Ягода, а «Бег» обсуждался на заседании Политбюро ЦК ВКП(б).
Трудно поверить, что столь громкое убийство было совершено на «литературной» почве. Более правдоподобно предположение, что Слащёва пытались привлечь к тайной оппозиции (ведь была еще и явная, о которой обычно ведется речь) и, получив его отказ или отметив его колебания, вынуждены были поскорее избавиться от него. Почерк просматривается тот же, что и в деле Блюмкина. В то же время была развернута такая травля Булгакова, которая имела целью уничтожить его как писателя и драматурга или даже привести к самоубийству. В этой травле принимали активнейшее участие не только литературные критики, но и председатель Главреперткома Ф. Раскольников, драматурги В. Киршон и Билль-Белоцерковский. Кстати, последний написал письмо Сталину с доносом на Булгакова. В ответе от 2 февраля 1929 г. (впервые опубликованном в 1949 году) Сталин отметил: «Я считаю неправильной саму постановку вопроса о «правых» и «левых» в художественной литературе (а значит и в театре)… Странно было бы… применять эти понятия к такой непартийной и несравненно более широкой области, как художественная литература, театр и пр.». Сталин достаточно твердо защищал «Бег» и его автора от наветов Билль-Белоцерковского, предлагая, не без скрытой иронии, вступить в соревнование с Булгаковым и представить пьесы лучшего качества, более интересные и более художественные, чем у него, «ибо только в обстановке соревнования можно будет добиться сформирования и кристаллизации нашей пролетарской художественной литературы». О пьесе «Дни Турбиных» он сказал, что это «есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма». Иногда считается, что Сталин уже тогда был всесилен (каким он не был, пожалуй, никогда) и под его руководством совершалось все то, что происходило более или менее существенного в стране. Чтобы понять, что это было далеко не так, что многими событиями — в частности травлей Булгакова руководили его противники, достаточно обратиться к стенограмме встречи в феврале 1930 года делегации украинских писателей со Сталиным. При этом генсек старался оставаться в рамках литературно-просветительской дискуссии, а впервые приехавшие к нему на прием украинские писатели упорно переводили русло разговора на проблемы политики и главным образом «контрреволюционного» творчества Булгакова. А. Десняк заявил: «Когда я смотрел «Дни Турбиных», мне прежде всего бросилось то, что большевизм побеждает этих людей не потому, что он есть большевизм, а потому, что делает единую неделимую Россию. Эта концепция, которая бросается всем в глаза, и такой победы большевизма лучше не надо». Можно представить, какая волна возмущения накатила на Сталина. Выходит, эти люди — за расчлененную Россию?! Они же враги государственности Российской! Однако он не выдал негодования и продолжал защищать Булгакова: «Там изображены русские люди — Турбины и остатки из их группы, все они присоединяются к Красной Армии как к русской армии. Это тоже верно (Голос с места: «С надеждой на перерождение». |
