— Что я должен буду делать, Перси? — спросил Арман.

— Сейчас скажу, только сначала объясню вам общее положение дела. Ребенок будет увезен из Тампля в воскресенье, но в котором часу, не могу сказать; чем позже это произойдет, тем лучше, так как вечером можно с меньшим риском увезти его из Парижа. Нам следует действовать почти наверняка; ведь если наша попытка не удастся и ребенку придется снова вернуться в Тампль, то его положение станет гораздо хуже теперешнего. Между девятью и десятью часами я надеюсь увезти его из Парижа через заставу Ла-Виллетт; там меня должны ожидать Тони и Фоуке с какой-нибудь крытой повозкой, разумеется, переодетые так, как подскажет им их изобретательность. Вот несколько удостоверений личности; я их коллекционирую: они всегда полезны.

Все оживленно подошли к Блейкни.

Он достал из кармана целую пачку засаленных от прикосновения документов, какими Комитет общественного спасения снабжал всех свободных граждан новой Республики и без которых никто не мог переменить место жительства, не вызывая подозрения.

— Выбери, что найдешь более подходящим для нашего случая, — сказал он, передавая документы Фоуксу, — и ты также, Тони. Вы можете быть каменщиками, возчиками угля или трубочистами; мне это безразлично, лишь бы имели возможность получше загримироваться, чтобы, не подвергаясь опасности быть заподозренными, запастись повозкой и ждать меня в указанном месте.

Пересмотрев документы, Фоуке со смехом передал их Тони, и оба джентльмена принялись обсуждать преимущества того или другого переодевания.

— В качестве трубочистов вы можете наложить больше грима, — заметил Блейкни, — да и сажа для глаз не так вредна как угольная пыль.

— Но сажа сильнее пристает, — заявил Тони, — а мы вряд ли попадем в ванну раньше, чем через неделю.

— Разумеется, раньше не попадете! — со смехом подтвердил Блейкни. — Ах ты сибарит!

— Через неделю сажу, пожалуй, и не отмоешь, — задумчиво произнес сэр Эндрю.

— Если вы оба так капризны, — сказал Блейкни, пожав плечами, — то можно одному нарядиться краснокожим, а другому — красильщиком. Один до конца дней своих останется ярко-красным, так как красная краска не отстает от кожи, а другому придется купаться в скипидаре, пока все разноцветные остатки не согласятся расстаться с ним. Во всяком случае… о, милый мой Тони!.. Что за запах!.. — И расхохотавшись, как школьник, замышляющий шалость, Блейкни поднес к носу надушенный носовой платок.

Гастингс громко фыркнул, но получил за это от Тони изрядный удар в бок.

Арман с удивлением смотрел на своих товарищей. Прожив уже больше года в Англии, он все еще не научился понимать англичан. Люди, которые готовились к делу, требовавшему беспримерного хладнокровия и вместе с тем безумной смелости, забавлялись шутками, достойными какого-нибудь подростка.

«Что подумал бы о них де Батц?» — невольно пришло ему в голову.

Между тем Фоуке и Дьюгерст, серьезно обдумав вопрос о переодевании, решили изобразить двух угольщиков и выбрали паспорта на имя Жана Лепти и Ахилла Гропьера.

— Положим, ты вовсе непохож на Ахиллеса, Тони, — в последний раз пошутил Блейкни.

— А теперь, — сказал сэр Эндрю, прямо переходя от шуток к делу, — скажи, Блейкни, где нам ждать тебя в воскресенье.

Рыцарь Алого Первоцвета встал и подошел к висевшей на стене карте; Фоуке и Тони последовали за ним.

— Вот видите, — заговорил Блейкни, водя по карте своим тонким пальцем, — здесь застава Ла-Виллетт.