23

Невероятно, но Клык, еще двадцать минут назад настаивавший на посещении автодрома, с головой ушел в созерцание экспонатов художественного музея.

— Ты что, в прошлой жизни Индианой Джонсом был? — не выдерживаю я, когда он тянет меня за собой в пятый или шестой зал всяческих древностей.

— Возможно, — отвечает Клык отсутствующим голосом, разглядывая птицеобразную маску племени… племени… — я медленно читаю плакат с разъяснениями — племени сенуфо. Мы уже прошли Египет, греков вместе с этрусками, древних римлян, американских индейцев и теперь медленно продираемся сквозь искусство народов Африки.

— Ты еще не обалдел от битых горшков и сломанных топориков? — снова спрашиваю я его.

— А у тебя что, пожар? Или ты думаешь, если что-то не имеет прямого отношения к спасению мира, то и времени на это тратить не надо?

— Послушай, я должна найти ответы на мои собственные вопросы. Иначе я как лидер потеряю всякий авторитет. А тут я на свои вопросы ответов никаких не вижу. Думаю, может, мне к Леонардо да Винчи двинуть. Вроде, я слышала, он был крутой.

— Да ты много-то не думай. Тут чувствовать надо, а не ответы на вопросы искать.

Я случайно не ослышалась? С чего это вдруг Клык о чувствах заговорил?

Видать, здесь какие-то особые флюиды действуют.

Я знала, что Надж и Ангел перво-наперво отправились в залы исторической одежды. Там такая прорва костюмов восемнадцатого века и викторианских бальных нарядов, что думала, они оттуда никуда дальше не двинутся. Представьте мое удивление, когда мы наткнулись на них в отделе импрессионизма.

— Чему ты удивляешься? — шепчет Клык мне на ухо. — Здесь все предсказуемо. Цвета пастельные, балеринки, цветочки. Вот нашим девчонкам и нравится.

Наша парочка чуть не носом по картинам водит. Совсем обо всем на свете забыли. Мы с Клыком на всякий случай идем мимо них на цыпочках, но они ничего вокруг не видят и не слышат. Интересно все-таки, чем это они так увлеклись? Я глянула на ходу в объяснения — хоть имя художника запомню. Мэри Кассат. Идем мимо — сплошные нежные матери с трогательными детьми. Картина за картиной. И все как одна теплые, ласковые, уютные. И тут я вспоминаю, как Ангел стояла перед картиной и по щеке у нее катилась слеза.

А где, вы думаете, мы встретили Газзи и Игги? Ни за что не догадаетесь! В галерее, где по стенам развешаны огромные полотна с дикими гневными цветами. И каждое из них… ну прямо… как бы это сказать… взрывное. Служитель сказал мне, что это зал абстрактного экспрессионизма!

— Игги, Газзи? Что вы здесь делаете? — спрашиваю я мальчишек. — Я думала, вы в оружейном отделе застрянете.

— Мне здесь проще всего рассказать Игги, что я вижу, — объясняет Газ.

Теперь удивляться настала очередь Клыка:

— Шутишь, что ли? — Он показывает на картину с невообразимыми пятнами и линиями. Точно художник макнул кисть в ведро с краской и стряхнул ее на полотно. А потом еще сверху вдоль и поперек его исчеркал. — Что ж тут описывать? Здесь же ничего не нарисовано.

— Ты лучше вспомни, что я цветовые поля чувствую, — напоминает Игги. — А Газ потом детали добавляет.

— Вот именно. Например, посмотрите, вон та картина. — Газ показывает на разноцветные всплески краски и спирали, петляющие вокруг двух желтых кругов. — Там написано, что это «Композиция номер 5. Без названия». Но лично я эту картину назвал «Счастливый завтрак». Возьмите два большущих яйца, разбейте их на полотно, как для яичницы, растопчите желтки, спляшите вокруг них вприсядку с бутылкой кетчупа в одной руке и машинного масла в другой.