Изменить размер шрифта - +
Но он не мог отклонить просьбу старшего брата. И она уже не была ребенком. Теперь она повернулась, и экран показал ему круглые яблочки ее грудей, плоский живот, глубоко посаженный пупок и сильные гладкие бедра. Пятнадцать. Не ребенок. Женщина. Она не смущалась своей наготы, купаясь так каждое утро. Она знала про сканнеры. Холбруку было нелегко смотреть на нее. Могу ли я на нее глядеть? Не уверен. Ее вид вызывал в нем смутные мысли. Что за черт, я же ее дядя. По его лицу заходили желваки. Он твердил себе, что единственное чувство, испытываемое им при таком ее виде, было лишь удовольствием и гордостью, что его брат создал нечто настолько прекрасное. Только восторг. Это все, что он мог себе позволить чувствовать. Она была загорелой, с медового цвета волосами, с островками розового и золотого. Она, казалось, излучала сияние, которое было ярче света раннего солнца. Холбрук вцепился в тумблер. Я слишком долго жил один. Моя племянница. Племянница. Совсем ребенок. Ей всего пятнадцать лет. Прекрасная. Он закрыл глаза, приоткрыл их чуть-чуть и закусил губу. Ну, давай, Наоми, одевайся же!

Когда она натянула шортики и распашонку, это было словно солнечное затмение. Холбрук отключил инфоцентр, сошел вниз, прихватив по дороге пару капсул с завтраком, и вышел из дому. Из гаража выкатился небольшой блестящий жук. Холбрук вскочил на него и поехал пожелать племяннице доброго утра. Она все еще была у ручья, забавляясь с многоногим пушистым зверьком, размером с кошку, извивающимся в невысоком корявом кустарнике.

- Погляди только на него, дядя Зен, - закричала она. - Это кот или гусеница?

- Ну-ка, отойди сейчас же! - рявкнул он с такой неистовостью, что она тотчас же отпрянула в сторону. Игольное ружье было уже у него в руке, и палец его лежал на спусковой кнопке. Зверек продолжал резвиться в кустарнике.

Наоми взяла Холбрука за руку и хрипло сказала:

- Не убивай его, дядя Зен. Он опасный?

- Не знаю.

- Пожалуйста, не убивай его.

- Неписанное правило этой планеты, - сказал он. - Все, что имеет хребет и более дюжины ног, скорее всего, опасно.

- _Скорее всего_, - насмешливо произнесла она.

- Мы здесь знаем еще не всех животных. Этого вот мне раньше видеть не приходилось, Наоми.

- Он слишком хорошенький, чтобы быть опасным. Ну же, убери свое ружье.

Он спрятал ружье в кобуру и подошел к зверьку. Когтей нет, зубы маленькие, тельце хилое. Плохо: никаких видимых средств защиты, так что, скорее всего, он прячет в своем пушистом хвосте ядовитое жало. Это свойственно большинству местных многоножек. Холбрук сломал длинный прут и ткнул им зверька.

Молниеносный ответ. Шипение, рычание, задний конец туловища изогнулся - ш-ш-а! - и похожее на фитиль жало вонзилось в прут. Когда хвост возвратился на место, по пруту скатывались капли красноватой жидкости. Холбрук шагнул назад; глаза животного со злобой следили за ним и, казалось, молили об одном: чтобы он оказался в зоне досягаемости.

- Пушистый, - произнес Холбрук. - Хорошенький. Наоми, ты хочешь дожить до светлого шестнадцатилетия?

Она стояла бледная, потрясенная той яростью, с которой зверек набросился на прут.

- Он казался таким ласковым, - проговорила она. - Почти ручным.

Он на полную мощность повернул регулятор лучевого ружья и прожег зверьку голову. Тот вывалился из кустарника, выпрямился и больше не шевелился. Наоми стояла с опущенной головой. Холбрук позволил своей руке опуститься ей на плечи.

- Мне очень жаль, золотко, - сказал он. - Я не хотел убивать твоего маленького друга. Но глядишь, через минуту он убил бы тебя. Считай ноги, когда играешь с дикими животными. Я уже говорил тебе об этом. Считай ноги.

Она кивнула. Это будет ей хорошим уроком. Не доверяй внешнему виду. Зло есть зло. Холбрук чертил ногой по медно-зеленому дерну и раздумывал, что значит в пятнадцать лет прикоснуться к грязным реальностям Вселенной. Наконец, он поднял голову и очень мягко сказал:

- Пойдем-ка, навестим Платона, а?

Наоми моментально просветлела.

Быстрый переход