— Это ваша подпись? — спросил он.

— Да, моя. Я забыл об этой записке… Правда, был такой случай, когда я предложил Фишеру прийти на квартиру… Я просто забыл об этом случае.

— Или же вы не предполагали, что Фишер сохраняет такие записки?.. Когда это было?

— Недели три тому назад.

— Это опять неверно. Квартира была снята Фишером всего месяц с лишним тому назад. Между тем в записке вы предлагаете встретиться «там, где всегда». Это не могло быть сказано через неделю после снятия квартиры, особенно, если вы устраивали сеансы не часто, как вы сами утверждаете.

— В первую неделю мы там встречались чаще.

— Сказать можно что угодно. Я советовал бы вам однако быть откровеннее, господин Загряцкий.

— Я и так говорю вполне откровенно… Покорнейше благодарю за совет…

С минуту они смотрели друг на друга злыми глазами в упор. Следователь сдержался.

— Так-с… Теперь потрудитесь сообщить мне, что вы делали позавчера.

— С самого утра что делал?

— Да, пожалуй, начните с самого утра.

— Я встал около десяти часов…

— Виноват, вы обычно встаете в это время?

— Да, обычно. Затем, напившись кофе, я отправился к воинскому начальнику. Видите ли, я белобилетчик, — у меня плохое зрение, — и нас скоро должны подвергнуть переосвидетельствованию. Я заходил за справкой, в присутствии могут подтвердить, что я был у них утром. Я довольно долго разговаривал с чиновником… Белобрысый такой чиновник, он сидит в первой комнате, слева от входа. Вы можете у него узнать, я назвал свою фамилию и он, наверное, помнит.

«Уверенно как говорит: к alibi, видно, подготовился», — подумал Яценко.

— Это несущественно, — сказал он сухо. — Затем что делали?

— Потом я отправился завтракать к Пивато.

— Всегда там завтракаете?

— Нет, не всегда, завтракаю, где попадется. Но лакеи у Пивато меня знают и в лицо, и по фамилии, они подтвердят, что я там был.

— После завтрака что делали?

— После завтрака я вернулся домой и прилег отдохнуть, у меня от присутствия разболелась голова. Спал часов до шести. Затем пошел к Рейтеру, — знаете, кофейня на Невском, — там встретил знакомых, сначала смотрел, как играют в шахматы, затем сам сыграл партию с неким Левичем… Это биржевик, он живет на Большом Проспекте, номера не помню, но вы его легко найдете.

— До какого часа вы играли в шахматы?

— Кажется, до семи или до семи с четвертью… Затем я поужинал. Рейтер не ресторан, но там всегда можно получить дежурное блюдо, а я по вечерам мало ем. Я спросил сосиски с картофелем и бутылку пива. Но, право, не знаю, должен ли я вам это сообщать, господин следователь, — добавил с улыбкой Загряцкий, — ведь это подводить кофейню: спиртные напитки теперь запрещены. Мне по знакомству дают пиво… Надеюсь, вы не сделаете из этого истории…

— Долго ужинали?

— Нет, минут двадцать.

— Так… Дальше? — рассеянно спросил Яценко, перебирая бумаги в папке и как бы потеряв интерес к предмету разговора.

— Затем я отправился в кинематограф.

— В кинематограф? — повторил Яценко. — В какой именно?

— В «Солей».

— Так-с. Оставались там до конца спектакля?

— До самого конца. Я всегда остаюсь до конца, хоть и глупо, конечно, смотреть всю эту дребедень.