Вера подхватила свои вещи и ушла в конец салона. Место рядом с ней было свободно. Она села и закрыла глаза, чтобы не видеть мелькавших мимо стюардесс.

Самолет вырулил на взлет, затем разогнался и оторвался от земли. Вера выслушала инструктаж стюардессы и напутствие командира корабля, после чего собиралась заснуть. Она ужасно устала за последние несколько дней и пообещала себе, что эту неделю будет просто отдыхать. Но сон не шел, а вместо него пришли мысли о том, как же так получилось, что она, Вера, оказалась совершенно одна в целом мире, одна, хотя вокруг множество людей. А у нее нет никого, совершенно никого близкого. Ни мужа, ни любовника, ни близкого друга, ни родителей, ни братьев-сестер, ни подруг. Была у нее одна подруга, да вот получается, что и ее теперь не станет…

За два дня до сентябрьских ид, в год консульства Луция Корнелия Непота и Квинта Клавдия Цедиция, а проще говоря, в шестьсот восьмидесятом году от основания Рима, Большой цирк был полон зрителей. Больше ста тысяч человек сидело на скамьях цирка в ожидании боя гладиаторов. Больше ста тысяч человек предвкушало это кровавое варварское зрелище.

Лучшие места на скамьях цирка занимали римские патриции и всадники со своими клиентами, знатные матроны и богатые вольноотпущенники, откупщики и менялы, богатые купцы и знатные иностранцы, приехавшие в Вечный город со всех концов мира. Эти места заранее занимали для богатых и знатных зрителей цирковые жучки — нищие бездельники и пройдохи, которые этим ремеслом зарабатывали на жизнь, приходя в цирк задолго до представления и потом уступая свои места за два-три сестерция.

Но и те, у кого не было лишних денег на лучшие места, ничуть не расстраивались по этому поводу. Пусть их места были не так удобны, но и они могли насладиться кровавым зрелищем, зрелищем чужого страдания и смерти.

Цирк был полон — ремесленники и нищие, бродячие комедианты и уличные танцовщицы, мелкие торговцы и покрытые шрамами легионеры, участники военных кампаний прошлых лет, шумно обсуждали предстоящее зрелище, сравнивали достоинства знаменитых гладиаторов, делали ставки.

Среди зрителей сновали шустрые разносчики, продавцы лепешек, пирожков с требухой и жареных бобов, соленой рыбы и орехов, дешевого кислого вина и простой воды.

— Эй, поди сюда! — окликнул разносчика вина мужчина в светлом плаще с зеленой полосой по краю. По его внешнему виду было ясно, что человек он не бедный, хотя сидит не на лучшем месте.

— Сию секунду, благородный господин! — откликнулся виноторговец, протискиваясь между зрителями. — Вот он я! Извольте, у меня самое лучшее тускуланское вино!

Он нацедил вина в глиняный стаканчик, подал клиенту.

Тот пригубил, поморщился:

— Кислятина! Чистый уксус!

— Клянусь Бахусом, это лучшее тускуланское! — божился торговец, вытаращив карие глаза. — Чтоб меня пожрали демоны преисподней, ежели я вру!

— Врешь, врешь, разбойник! — Клиент усмехнулся. — Ладно, вот тебе сестерций!

— Не грех бы добавить! — Разносчик огляделся по сторонам, наклонился и незаметно вложил в руку клиента сложенный вчетверо клочок пергамента.

Глаза римлянина вспыхнули, он опасливо осмотрелся, спрятал записку в складках тоги, хотел было что-то сказать виноторговцу, но того и след простыл.

Внезапно по всему цирку прокатились рукоплескания и приветственные возгласы, постепенно превратившиеся в оглушительный гул — это зрители приветствовали появившихся консулов. Они шли в окружении друзей и клиентов. Впереди вышагивал Луций Корнелий Непот, как всегда мрачный и неразговорчивый, за ним — Квинт Клавдий Цедиций, полная его противоположность — балагур и краснобай, он что-то рассказывал моложавому сенатору.