А хотя бы и покусился, бензина — то нет!..

Элис зевнула и вдруг судорожно, до боли в скулах, начала чихать.

— На, держи! — Он достал из бардачка пачку бумажных носовых платков. — Хорошо, что я случайно проезжал мимо. Если повезет, то. Бог даст, делаешься сильной простудой. Останься ты на таком холоде еще час, нетрудно представить, чем все могло бы кончиться. Эта дорога пролегает в стороне от основных магистралей, местные жители лишь изредка ею пользуются, так что неизвестно, сколько бы ты тут проторчала. Тем более что на Рождество все сидят в тепле — кто по домам, кто в гостях.

Ральф еще что-то говорил, но Элис уже не слушала. Она сидела, закутавшись в куртку, и отчаянно жалела себя — так, что снова заплакала.

Рождественская ночь прошла. Наступил день Рождества. Не надо было думать об этом, потому что все ее безумные мечты, все грезы сразу пришли ей на память — как мечтала она вместе с Роджером пойти в лес, вместе выбрать и срубить елку, установить ее, а после, тоже вдвоем, нарядить ее хрупкими прелестными игрушками. Вот и мечты ее оказались не прочнее елочной игрушки. На душе снова стало тяжело. Упала слеза, за ней покатилась другая. Ральф, слава Богу, был занят — машина не заводилась, Он не смотрел на девушку, она же, пользуясь моментом, отвернулась и бумажным платком смахивала соленые капли и промокала нос. Слезы уже бежали ручьем. Ральф в это время завел мотор, и они поехали. Как ни занят был ее настроение Элис не ускользнуло от его внимания.

— А сейчас-то что с тобой?-хмуро спросил он.

— Ничего. Просто Рождество уже пришло

— Да, действительно, уже пришло Рождество, — сказал он тихо, словно слышал эти слова впервые в жизни. — Скажи, где бы ты провел, рождественскую ночь, если бы у тебя не кончила бензин? Куда ты направлялась?

— Домой, в Нью-Йорк. Мои родители сейчас очень далеко, в Японии, к ним я полететь не могу, а у подруг свои планы. Они приглашали меня слетать с ними на праздники в Колорадо, покататься на лыжах. Вместо этого я поехала сюда, а дальше ты сам все знаешь…

— Знаю, знаю! Ты предпочла явиться на растерзание нашей милой Джины Стрикленд.

— Ну и что? Мы с Роджером хотели объявить о нашей помолвке, а раз так, надо было показаться его родителям. Кто мог знать заранее, что ко мне здесь так отнесутся…

— Да неужели? Бедная наивная девочка даже не догадывалась о том, что в лесу могут водиться волки? А тогда к чему вся эта лихорадка, вся эта суета с новым гардеробом?

— Я просто хотела произвести на них приятное впечатление. Да, я старалась и произвела бы, если бы ты не влез со своими дурацкими выходками! Какое ты имел право делать свои грязные намеки?!

Слова Элис потонули в гробовом молчании.

Неожиданно Ральф произнес:

— Ты все правильно сказала, но я — то тоже прав. В моих словах не было и тени лжи — мой кузен действительно покупал всю эту одежду, из-за которой мы с тобой поссорились, для своей любимой девушки.

— Ну а мне-то что?! Почему ты счел возможным делать двусмысленные намеки, да еще на людях да еще при женихе, который после твоих слов мог подумать только одно — что мы с тобой любовники? И все вокруг подумали, что эти вещи покупал ты, причем для меня.

— Но, Элис, как же ты не понимаешь, если уж человек назвался твоим женихом, он должен знать тебя и любить, как никто другой. Он обязан иметь свое собственное мнение о тебе, и оно должно быть лучше мнения других людей. А если представить себе, что он тебя знает, то как же он допускает такую мысль, что мы с тобой любовники? Если на самом деле твоим любовником является он?

— А ты знаешь, — удивляясь сама себе, сказала Элис, — мы с Роджером никогда не были в постели…

Сказала — и от досады прикусила губу.