Пока я спускался, память так ярко рисовала на темноте погоню моей бабушки, что перекрывала мне зрение, и я видел перекладины лестницы, совершенно их не замечая, а в голове мелькали белые коридоры, упавшие стражники, сломанные двери и быстрая бесстрашная Алиса Кендет, бегущая впереди меня.

Мы мчались мимо кровавой резни, изо всех сил гнались за своей целью, и всё равно прибежали слишком поздно – мимо останков элитных телохранителей Голлота Первого у дверей спальни старика. Синяя Госпожа срубила троих человек в латных доспехах. Бог знает, какую магию она использовала, и чего ей это стоило. Это были самые проверенные воины, преданные вне всяких сомнений, смертоносно владевшие мечом и кинжалом. Все лежали разбитые, словно их превратили в стекло и ударили молотком, и острые края их ран сглаживало то, что из них вытекало.

В спальне старика с картинами моря на стене мы обнаружили короля, который был бы императором, если бы не ложь, вероломство и война. Он покойно лежал на постели, прижимая к груди кровавый цветок своей жизненной силы. Если вы жили где-нибудь, где на каждом шагу встречаются статуи императоров, то сразу бы поняли, что из него вытекла их кровь. Я видел это в линии его подбородка, в наклоне носа, в ширине его плеч, хоть и поникших от смерти.

В крике Алисы было больше ярости, чем скорби, но и того и другого было немало. Потом она увидела это, и я проследил за её взглядом. В углу комнаты стояло высокое зеркало. Посеребрённое стекло в раме чёрного дерева. Если искать такое в Вермильоне в наши дни, оно будет стоить сотню марок золотом. Только зеркало не отражало комнату, а казалось узким окном в другое место. В сказочную страну, где из скал, словно иголки ежа, торчали осколки кристаллов длиннее копья и толще человека, и где бежала фигура, отмеченная мерцающими сапфирами в волосах.

Моя бабушка добежала до зеркала, и я бы поклялся, что она собирается нырнуть в него головой вперёд, но оно разбилось перед ней. Тысячи блестящих осколков взлетели в воздух, и осы́пались на фоне чёрной доски.

Тогда Алиса Кендет упала на колени, не обращая внимания на стекло, приложила голову к чёрным доскам и произнесла клятву. Я видел это по её губам, но слова ускользнули от меня, когда я шагнул вниз. Нога искала очередную перекладину и остановилась на полу шахты.

ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ

Соляная шахта застала меня врасплох. Я ожидал что-то вроде грязных нор, где люди отскребают соль от скалы. Вместо этого мы оказались в громадном, словно кафедральный собор, пространстве, вырезанном целиком в пласте кристаллически-белой соли, которую пронизывали тёмные вены, местами создававшие эффект мрамора, похожие на волокна какого-то громадного дерева. Словно здесь врезались в Иггдрасиль, который по мнению норсийцев растёт в пустом центре творения, а миры свисают с его ветвей.

Прямо перед нами лежала круглая плита из серебристой стали толщиной в человеческий рост и шириной в десять ярдов. Она была изрыта ржавчиной, хотя раньше я ни разу не видел, чтобы коррозия касалась такой стали.

– Должно быть, древняя. – Сказала Кара.

– Зодчие знали об этом месте ещё раньше Келема, – сказал Снорри.

Под нашими ногами лежала молотая соль, но тут и там виднелись литые камни Зодчих, целые плиты, потрескавшиеся и разломанные.

– Давайте рассмотрим получше. – Я вытащил из кармана орихалк, и запульсировал свет. Там, где соль оставалась нетронутой, стояли огромные колонны, поддерживавшие крышу, и на каждой был вырезан глубокий спиральный узор, так что они были похожи на гигантские верёвки.

– Тут умерло целое море. – Выдохнула Кара в окружавшую нас пустоту.