– Ки-и-ися, ки-и-ися, ки-и-ися-я-я… – старуха остановилась и направила на них свет фонаря.

– Ой… – тихо сказала Ева.

– Наркоманите?! – спросила бабка.

– Глупости, – ответила Лера. – А вы здесь зачем?

– Кисю свою ищу.

– Кошку? У нее нет имени?

– Это и есть имя: Кися.

Старуха поводила фонариком по углам.

– И здесь ее нет, – вздохнула она. – Как вещи сносить стали, я про нее забыла…

– Значит, вы жили тут? – спросила Лера. – В этой квартире?

– Соседнюю комнату занимала.

– Когда расселили дом?

– Две недели назад, – вздохнула старуха. – А я все не могу привыкнуть. К старости на свалку попала.

– На свалку? – спросила Ева.

– Это я так, от обиды. Окна мои теперь на свалку выходят. Опять же Киси лишилась. Ки-и-ися-я-я-я…

– А в какой комнате жил Реутов? – спросила Лера.

– Васька? – Старуха махнула рукой: – У кухни, дальше по коридору. Да и не жил он здесь. Как денежки завелись, за город съехал. В собственном дому проживал. Тут мамаша его обитала, а он – только прописан.

– А-а-а… – протянула Ева.

– Куда уехала его мать? – спросила Лера.

– Мамашу полгода как схоронили…

– А в этой комнате кто жил?

– Закорюзненный такой мужичонка. Форменный забулдыга. Зубы наполовину кончились.

– Где он сейчас?

– Спился.

– Что значит спился?

– А то и значит, что помер.

– Понятно, – сказала Лера. – Все умерли. Вы – последняя из могикан.

Старуха развернулась и подалась к выходу:

– Меня обидеть легко… Я женщина беззащитная… – запричитала она. – Последняя в жизни радость, кисенька, потерялась…

– Простите! – Лера выскочила в коридор вслед за старухой.

– Ладно уж, – легко согласилась та. – Несчастное тут место…

– Вы про комнату или про всю квартиру?

– Про комнату.

– Почему же она несчастная, откуда вы взяли?

– Сколько лет пустая стояла, только мыши из-под двери шмыгали. Потом Иваныч, пьяница, поселился. Вскорости и он от водки сгорел. Говорят, все началось, когда в комнате женщина удавилась…

– Удавилась? – не поняла Лера.

– Повесилась… Муж-нефтяник из Тюмени вернулся, а жена на люстре болтается, – старуха перекрестилась. – Я въехала сюда года через два, всех подробностей не знаю. Слышала только, что убоялась она мужа. Соседи по квартире – хуже врагов. Спросить не у кого.

– Когда, говорите, это случилось?

– Лет тридцать тому назад.

Лера перевернула сорванный клок обоев:

– Посветите, пожалуйста.

Старуха направила фонарь.

– Газета «Известия»… Апрель тысяча девятьсот восемьдесят второго года, – вслух прочитала Ева. – Как раз то время…

Лера спросила:

– В квартире оставался кто-нибудь из старожилов?

– Старик Федоров. Валерий Кузьмич.

– Где он теперь?

– Не знаю, переезжал после меня, – пробормотала старуха.