– Этот остров… он как-то связан с тем, почему мы здесь? – Эгле была внешне бесстрастна, как-то уж слишком, даже нарочито спокойна.

Травник глянул ей прямо в глаза.

– Да, девочка. Зорзов притягивает все, что связано со смертью. Если хотите, в широком смысле этого слова… Они буквально ищут встречи с ней. Поэтому они здесь, поэтому и приволокли сюда пленных.

– Если ищут, они ее найдут, – тихо пробормотал Март, и его лицо вновь начало приобретать угрюмое выражение.

– А почему именно здесь? – одними губами произнесла девушка.

– Как всякие нелюди, которых притягивают к себе погосты, – процедил Травник, и Ян Коростель вдруг ощутил огромное нервное напряжение, которое сейчас, должно быть, испытывал этот человек, говоря с ними в уюте и безопасности деревянного дома – их маленькой крепости в суровом море непролазного леса и угрюмых скал. – То, что зорзы весьма интересуются смертью, я слышал еще давно, когда в северных приморских лесах начали ходить недобрые слухи об их некромантских штучках, отдающих изуверством. Лесные стражи, от которых я слышал парочку таких историй, тогда еще не знали точно кто это творит на заброшенных лесных дорогах и в глухих заимках, отчего иной раз пропадают одинокие путники, которых потом находили со следами того, что и пытками-то назвать трудно. Просто какое-то холодное любопытство бесстрастного насекомого по принципу: а что будет, если я ему это сейчас оторву, а это вот сюда воткну? Теперь-то я думаю, что зорзы искали свои, некромантские, пути к тому, что они нашли сейчас: вот этому острову, который называют Колдуном только потому, что не хотят выговаривать слово «Смерть», чтобы лишний раз не поминать безносую.

Травник помолчал – было видно, что свои теперешние слова он обдумывал долго, тщательно сравнивая все за и против.

– Этот мрачный кладбищенский остров, который и без того вечно подтачивают морские волны, мне сейчас представляется землями, столь тонко отделенными от того, Иного, мира, что, кажется, копни поглубже – и провалишься туда, откуда возврата нет никому, и для этого не нужно ни за откровения на Мосту Прощаний годами жизни расплачиваться, ни в Смертном скиту терять рассудок. Этот остров – такой вечный нарыв, который не проходит, но пока и не прорывается, потому что для этого нужно знать самое тонкое место. Или попытаться почувствовать его.

– Теперь мне все ясно, – твердо заявила Эгле. – Им нужен проводник. Туда.

– Получается, что они давно его ищут, – заметил Ян. Он был подавлен, но в душе его росло какое-то странное, доселе незнакомое ему чувство возмущения, как если бы он возмущался промочившим его дождем или негодовал по поводу пронизывающего до костей ветра.

– И вот теперь, похоже, нашли, – пробормотал Март и, зло сплюнув, прибавил совсем как Травник: – Посмотрим.

Эгле укоризненно посмотрела на русоволосого друида, а Коростель вспомнил, как точно так же Травник сказал «посмотрим», когда они выходили в деревне на двор Мотеюнаса навстречу Ночным.

– А кто же тогда был этот, черный, который Збышека помог вызволить? – спросил Коростель и вдруг осекся – понял.

– Шедув это был, с которым мы с тобой на Мосту Прощаний говорили, больше некому, – тихо ответил Травник, и при этих словах на его лицо словно набежала какая-то тень: скулы резко обозначились под кожей щек, глаза прищурились, расширились ноздри – Травник сейчас походил на усталую гончую собаку, которая только что взяла новый след и теперь выбирает, по какому идти.

– Неужто мертвого оживил и отпустил Темный Привратник? – сокрушенно покачал головой Март.