Варшава-Берлин-Париж

Образ львовских кнайп будет явно неполным, если мы не познакомимся с ними в сравнении. В Варшаве во время кризиса все кофейни в полночь закрывались. «Мои гости и кофе оплачивали бы векселями, — сетовал владелец одного из заведений. — А если кто-то позволит себе как-то два яйца в стакане и хлеб с маслом, то хотел бы рассчитываться малыми ратами (взять в кредит. — Ю. В.) в течение полугода».

Упоминавшийся нами Юзеф Майен решил сравнить львовские кофейни с берлинскими. В Берлине «каждый столик накрыт белой скатертью. На нем салфетка, на салфетке цветы во флаконе. Вокруг стола мягкие клубные кресла, несносные, несмотря на свою полезность, потому что в случае наплыва большего количества завсегдатаев их невозможно сдвинуть с места. И должен сидеть вежливо, как у бабушки на именинах, зажатый между этим снежно-белым столиком и нежелательными соседями, с которыми должен находиться в таком контакте, который нас соединяет с незнакомыми людьми, которых видишь впервые. Словом, ты становишься гостем владельца заведения, а его отсутствующее присутствие ощущается ежеминутно. Кофейня берлинская в отличие от кофейни львовской является заведением не ежедневной потребности, а комфортабельным публичным заведением для отдыха, куда захаживают для впечатлений, выбирая, в зависимости от своего настроения, соответствующее настроение той или иной кнайпы, одновременно подчиняясь обязательному домашнему порядку.

Львовская кофейня не является публичным заведением: это только сборище различных частных столиков. Кофейня заменяет во Львове каждому тот покой, которого ему больше всего не хватает в его доме. Для одного является она салоном, для второго столовой, для третьего канцелярией, библиотекой или профессиональным кабинетом, а для некоторых почти спальней. И потому-то, как в сказке, каждый делает, что захочет: тот читает, тот пишет, тот ребенка укачивает или флиртует, играет в шахматы, торгует или дремлет…

Кофейня «Венская» является как бы постепенным переходом от splendid isolation Запада к товарищеской интимности Востока. И удивительной является субтильность, с которой не только хозяин заведения и официанты, но и сами посетители оставляют себе взамен полную свободу, чувствуя необычную интуицию, к кому можно в данный момент подойти, кого следует обойти. Эти требования личного такта более глубокие, чем берлинский кофейный savoir vivre. Таким образом, можно, спрятавшись за газетой, наблюдать частную жизнь тех милейших людей и подмечать здесь несравненно более интересные подробности, чем в искусственно однообразной сфере завсегдатаев берлинской кофейни».

В 1934 г. Майен сравнил парижские и львовские кнайпы. Он обратил внимание, что во Львове открытие новой кнайпы нельзя считать каким-то особым событием. «Однако в Париже я никогда не пренебрегал возможностью посетить только что открытую кофейню в первые же сутки. Потому что открытие даже малейшего парижского кабачка или его переход к новому собственнику составляет очень милую аттракцию. Уже за несколько недель перед тем большая вывеска возвещает день и час этого события. В окнах локаля выставлены напоказ мелкие подарки, которые должны предназначаться для посетителей, которые посетят кнайпу в течение первых трех дней ее открытия. Но куда большей приманкой, чем эти сувениры, является обычай, царящий в новооткрытых локалях в течение первых двадцати четырех часов: каждый гость, получив заказанное блюдо за деньги, может заказать его вторично бесплатно. За каждый оплаченный кофе получает второй кофе даром, за каждый коньяк — еще один коньяк, за каждую порцию мороженого — еще раз столько.