Улица на дальней окраине Пхеньяна, 1985 г. (фотография С. О. Курбанова)

Типичный пхеньянский одноэтажный дом представляет из себя невысокое сооружение с черепичной или шиферной крышей, оштукатуренными и выбеленными кирпичными стенами. Все окна и двери обращены в одну сторону и выходили в маленький двор огородик. По моим приблизительным подсчетам, площадь этих домов (вместе с подсобными помещениями) колеблется от 15 до 30 квадратных метров, в среднем составляя примерно двадцать квадратных метров. Обычно такой дом состоит из двух смежных комнат и кухни с топкой ондоля (система отопления в Корее, аналогичная китайскому кану, которая существует там с незапамятных времен и предусматривает, что теплый воздух проходит под полом жилых помещений, отапливая их). Обстановка бедная, как правило, самодельная, часто в комнате есть только низенький столик и небольшой шкаф. К дому может быть пристроена кладовка. Теснота в таком жилище страшная, по ночам едва ли не весь пол в комнате превращается в кровать, но днем дом обычно пустует: старшие – на работе, а дети в школе или же бегают на улице.

Отапливают дома традиционным способом, с помощью ондоля, топливом которому служат угольные брикеты в виде цилиндров. Изготовляют их из угольного порошка и пыли на специальных небольших ручных прессах. Кстати, точно такие же угольные цилиндры и почти такое же примитивное оборудование для их изготовления до недавнего времени часто попадались на глаза и в Сеуле (сейчас, впрочем, в южнокорейской столице они почти полностью вытеснены газовым и нефтяным отоплением). Своеобразная деталь внешнего облика корейских домов – это их трубы. Как правило, это просто куски водопроводных железных труб, часто даже кривые и грубо обрезанные, которые, вдобавок, и установлены не вертикально, а как то наискосок. Эти кустарно причудливые трубы, по крайней мере на советский глаз, придают всем домам какой то неустроенный, временный вид. В большинстве домов дымоход ондоля выходит, по дальневосточной традиции, под стеной дома, но порою труба может торчать и из самой крыши.

Тесно не только в доме, но и вокруг него. Плотность застройки в трущобах очень велика, до 30 % всей земли занято самими постройками, место остается лишь для крохотных огородиков и узких тропинок, петляющих между домами. Ни эти тропинки, ни более широкие проезды не асфальтированы, так что только скалистая почва Пхеньяна спасает их во время дождей от превращения в потоки грязи. Пешеходные тропинки, впрочем, иногда выкладывают бетонными плитками, но делается это редко.

Во всем городе вообще, а в трущобах – особенно, очень много детей. Десятки их бегают по дворам, копаются в земле, играют, так что порою приходилось буквально не отрываясь смотреть себе под ноги, чтобы не отдавить ручонку какого нибудь карапуза, который с открытым от изумления ртом смотрит на «дядю иностранца». Надо сказать, что иностранец – зрелище редкое, многие видели их только в кино.

В связи с этим вспоминается конфуз, который произошел с одним моим знакомым – молодым советским дипломатом. Однажды он зашел в небольшой магазин при общежитии для студентов иностранцев, где работала продавщица – женщина лет 35. В тот раз на работу она пришла со своей пятилетней дочкой, которая, похожа, впервые увидела живого иностранца. Впрочем, вскоре стало ясно, что она их до этого все таки видела – в кино. Поскольку появляющиеся в северокорейских фильмах носатые иностранцы – это почти всегда коварные и злобные янки, «американские империалисты», то вежливая девочка поздоровалась с моим знакомым, назвав его так, как подобных ему людей называют в виденных ей фильмах: «Здравствуйте, дяденька американская империалистическая сволочь!»

Но вернемся к жизни пхеньянских кварталов. В трущобах есть водопровод, но не канализация, так что жителям приходится пользоваться одним общим туалетом на 5 10 домов.