|
Выступление было достаточно безобидным, но явно не соответствовало общему тому торжественновосторженному тону заседания, которому суждено было на десятилетия стать стереотипным для любых северокорейских официальных мероприятий. Реакция последовала незамедлительно. Крупный деятель Трудовой партии Чхве Чхан Ик, будущая жертва кимирсеновских репрессий, который как раз на этом съезде был избран Генеральным прокурором, обрушился на строптивого депутата, сказав, что «поднимать шум из за убитого во время больших дел муравья» на деле означает – «препятствовать демократическим реформам» в Северной Корее. Разумеется, после этого прокурорского оклика Ким Юн Голь мгновенно опомнился и к концу работы съезда выступил с покаянной речью. Не исключено, что этот маленький инцидент был вообще единственной попыткой проявить какую то самостоятельность, предпринятой депутатом северокорейского парламента за всю историю существования этого «законодательного» органа, и не случайно, что подобная «неразумная инициатива» была проявлена именно представителем одной из некоммунистических партий.
Пхеньянский автобус. Январь 1954 года…
Однако, если приручение Демократической партии было к 1948 г. в целом завершено, то о другой некоммунистической организации – партии Чхонъуданъ этого еще никак нельзя было сказать. Этой партии удалось не только остаться самостоятельной, но и превратиться в заметную политическую силу: к концу 1947 г. в ее составе, по утверждениям некоторых ее бывших руководителей, насчитывалось 610 тыс. чел. Конечно, эта цифра крайне преувеличена (вообще страсть к гигантским преувеличениям такого рода была весьма характерна для партии Чхонъуданъ и, шире говоря, для всего корейского национализма). По крайней мере, когда в феврале 1949 г. советский дипломат напрямую поинтересовался у Ким Дон Дю, заместителя председателя партии Чхонъудан, тем, какова же ее численность, прямого ответа не последовало. По данным советского посольства, в партии на тот момент было около 200 тысяч членов. Несколько лет спустя, вспоминая о событиях 1946 47 гг. в беседе с советским дипломатом, тогдашний руководитель партии Ким Даль Хен также называл эту цифру. Партия Чхонъуданъ считалась независимой организацией, но поддерживала постоянные контакты с находившимся в Сеуле руководством секты Чхондоге, сторонников которой она объединяла. Руководство же это ориентировалось на лисынмановский режим и крайне негативно относилось к Северу. Именно в кругах сеульского руководства и возникла идея использовать партию Чхонъуданъ как орудие в борьбе с северокорейским режимом. 29 января 1948 г. на совещании руководства секты в Сеуле было принято решение организовать в Пхеньяне 1 марта, в годовщину произошедшего в 1919 г. антияпонского восстания, массовую демонстрацию под лозунгами создания общекорейского правительства, допуска в Северную Корею представителей Комиссии ООН и вывода с территории страны советских и американских войск. Эти лозунги полностью соответствовали тогдашней официальной позиции сеульского режима и находились в явном противоречии с требованиями Пхеньяна. Там же было подготовлено и соответствующие документы: официальное обращение вождей секты к единоверцам на Севере и письмо руководству партии Чхонъуданъ. В середине февраля оба эти документа были нелегально переправлены на Север. Доставка их была поручена 2 женщинам связным, так как считалось, что они привлекут меньше подозрений. 17 февраля 1948 г. в Пхеньяне состоялось секретное совещание руководителей партии Чхонъуданъ. Большая часть их высказалась за то, чтобы в соответствии с решением Сеула провести демонстрацию. Особую позицию занял только сам основатель и руководитель партии Ким Даль Хен, который в то время был также заместителем председателя Президиума Народного собрания Северной Кореи. В своем выступлении на совещании он сказал, что демонстрация может привести к кровопролитию и массовым преследованиям сторонников Чхондоге и что письмо продиктовано полным незнанием сеульским руководством реальной ситуации на Севере. |
