В самом начале книги мы с тобой, читатель, уже говорили, что одна храбрость не даёт победы над неприятелем. Нужно ещё и искусство воевать.

Формулу победы великолепно точно выразил Александр Васильевич Суворов: «Не надлежит мыслить, что слепая храбрость даёт над неприятелем победу, но единственно смешанное с оною военное искусство».

Мы не чтили бы так Нахимова, если бы он был только примером храбрости. Он был знаток военного искусства и сам творил его. Изучив в ежедневных поездках свою оборону, Павел Степанович делал что было в его силах, чтобы на пути возможного движения неприятеля стояли надёжные заслоны.

В начале 1855 года он был очень озабочен защитой входа в Севастопольскую бухту. Штормовые ветры и волны разрушили преграду из затопленных кораблей, неприятель мог воспользоваться этим и ввести свою эскадру на рейд. Отбить такую атаку было бы невозможно, так как береговые батареи были здесь недостаточно сильны, а на русских кораблях почти не осталось ни орудий, ни людей – всё было свезено на берег. Предположив в своих размышлениях, что союзники прорвутся на рейд, Нахимов увидел и события, которые за этим непременно последовали бы, – штурм города с южного берега бухты. Защитники Севастополя не выдержали бы его, ведь им в спину били бы орудия англо-французской эскадры.

Увидев опасность, Нахимов придумал, как усилить защиту рейда. И это при остром недостатке людей, орудий, пороха, снарядов. Павел Степанович написал обстоятельный доклад главнокомандующему сухопутными и морскими силами Крыма князю Меншикову. В докладе излагалось, как и за счёт чего усилить корабли, оставшиеся незатопленными, где и в каком количестве добавить береговые батареи. Несколько дней спустя Нахимов посылает князю ещё докладную записку. В её конце нескрытое волнение, даже отчаяние: Нахимов боится, что главнокомандующий отвергнет его предложения, и тогда Севастополю гибель.

Из докладной записки П. С. Нахимова А. С. Меншикову

«…Может быть, в. с-ть найдёте в этом изложении односторонний взгляд моряка, но тем не менее я уверен, что вы отдадите справедливость прямодушию, с которым оно писано; конечно, только полное и глубокое убеждение заставило меня возвысить свой голос перед в. с-тью, – не мне решать вопросы столь сложные. Но если вы найдёте хотя немного истины во всём мною сказанном, то для собственного вашего спокойствия позвольте обсудить его в военном совете. Этим средством вы положите конец опасениям тех, кому известно настоящее положение затопленных кораблей, или в противном случае решитесь без душевного беспокойства па меры, указываемые необходимостью.

Чрезвычайные обстоятельства, в которых мы находимся, послужат мне оправданием перед в. с-тью в настоящем моем поступке».

Вот ведь как бывало: умный человек, истинный патриот и честный должен извиняться перед светлейшим начальством за то, что видит страшную опасность, грозящую общему делу, и знает, как эту опасность предотвратить.

Нас с тобой, читатель, должна заинтересовать на первый взгляд странная черта в поведении Меншикова: он всячески притеснял и унижал Нахимова, хотя, если бы доверился ему, поддерживал бы его предложения, сам получил бы большие почести за победы над неприятелем. У нас нет оснований сомневаться, что Меншиков желал – и очень сильно выиграть войну. В чём же тогда дело?

Самодержавная власть царя плодила в огромном количестве сановников, в характере которых карьеризм, лизоблюдство, пресмыкательство перед сильными мира сего сочетались с ненавистью и завистью к людям меньшего звания, но энергичным, дальновидным, одним словом, талантливым. Меншиков был по-своему умён, однако ум его обслуживал потребности характера.