|
Проснулась я от шума ливня и обнаружила, что мой конвоир вернулся в Пеликлакаху. Мне дали лепешек и жидкого кофе и усадили в седло, посоветовав, какими дорожными знаками руководствоваться. Я проскакала несколько часов (несомненно, под наблюдением невидимых соглядатаев), и наконец впереди показался лагерь, расположенный на болоте, источавшем запах торфа. Этот лагерь не был обозначен ни на одной карте, его разбили недавно, и он не выглядел таким обжитым, как другие виденные мной поселения. Постройки из топляка, с тростниковыми крышами, казались непрочными. Лошадей не было видно. Тощие коровы – судя по разнородным клеймам – наверняка были украдены. Если этот лагерь как-то и именовался, его названия я ни разу не слышала ни от кого из местных жителей, которых здесь насчитывалось два-три десятка – в основном мужчин, молодых маронов. Попадались и семинолы – с раскрашенными красной краской лицами. Женщины? Поначалу я не заметила ни одной, но скоро насчитала трех. Одной из них была Селия. В горло вдавилось холодное лезвие ножа… Нечего и говорить, что в подобном случае о ждущей тебя участи догадываешься немедленно. Я только-только спешилась и стояла в ожидании, не поприветствует ли меня хоть кто-нибудь, как вдруг меня крепко ухватили за свободно распущенные волосы. Голову откинули назад, и я, вытаращив глаза, уставилась в низко нависшее свинцовое небо. Лезвие скользнуло по моей шее к правой челюсти. Вонзилось. Глубоко. Не больно. Я почувствовала только, как потекла струйка крови. В ухо жарко полились английские слова, их мне сейчас не вспомнить. Меня сковал страх, я не в силах была ни слышать, ни говорить, ни пошевелиться. И тут донесся второй голос: – Отпусти его. Нож убрали. Я плюхнулась на землю и, крутнувшись, чтобы увидеть обидчика, обнаружила вместо него Селию. Позади нее, вкладывая нож в футляр, двинулся прочь напавший на меня марон. О нем я тут же забыла, ведь передо мной стояла Селия. …О-о, но и она тоже, не проронив ни слова, пошла прочь. Я кое-как поднялась на ноги и последовала за ней. Селия направилась к окраине лагеря; там выстроились рядами высокие пальмы, засохшие листья которых свисали наподобие рук скелета, царапая стволы. Подобного звука я еще не слыхивала. На Селии была семинольская юбка, сшитая из разноцветных ярких полос ткани, подол которой обтрепался от скольжения по земле. Пышные рукава белейшей сорочки были закатаны до локтей, Селия возвращалась сейчас к прерванной работе. На кухонной площадке орудовала еще одна женщина. Одета она была примерно так же, разве что носила браслеты и ожерелье из бус. И кольца, хотя руки ее были в крови из-за того, что она разделывала ножом подвешенную перед ней тушу. Отделила мясо от костей. Нарубила кусок кубиками и побросала их в котелок над едва тлевшим костерком. Я молча следила за ее действиями, пока Селия не обернулась. О, эти глаза! Точно такие, какими я видела их во сне. Украшений на Селии не было, но ее красота от этого ничуть не страдала. Она по-прежнему молчала, только уселась на низкий пенек и, поддернув юбку, поместила между колен ступку с пестиком. Когда же Селия наконец заговорила, то на языке мускоги, что повергло меня в удивление, и вторая женщина – явно семинолка – тотчас ушла. Селия перемалывала кукурузу. Желтые зерна казались зубами, шатавшимися во рту ступки. Они трещали под ударами пестика. Селия продолжала свое занятие долго, очень долго, потом наконец… Подняла на меня глаза. Они засияли еще ярче – оттого, что наполнились слезами. Я услышала: – Что… что ты со мной сделал? Меня захлестнул стыд. Вместо ответа из глаз полились горячие слезы. Мое заклятие спало, уж это-то было ясно. Но добилась ли я этого неловкими приемами ведовства, наложенными еще до того, как я ее покинула? Или же чары продержались до сих пор, со временем ослабевая? Не знаю, а спрашивать я не могла. |
