Дом был обставлен так, словно его и не покидали. Все вещи, присланные из Японии после смерти отца, были на своих старых местах. Даже отцовская сабля, подарок китайского императора царствующей династии в благодарность за совершенные дела, стояла в гостиной на деревянной подставке, отделанной золотом. Сензаки провел по ней рукой, но не снял с подставки.

— Всю свою жизнь до сего дня я посвятил этому оружию, но мои руки больше его не коснутся.

Голос, который это произнес, словно и не принадлежал Сензаки. Он и сам изумился резкости слов, которые показались ему данным обетом.

Когда после завершенного осмотра они сели на галерее, Сензаки обратился к ней:

— Спасибо тебе. Будь я действительно покупателем, я бы разрывался между восхищением этим домом и печалью из-за столь сильной привязанности хозяйки к нему. Тяжело было бы принять правильное решение.

Он спросил себя, был ли у нее когда-нибудь свой дом, который она любила бы так, как этот. Чиё засмеялась:

— Просто я чувствую, что тебе пришлось много перенести. А раз ты решил, что поселишься в своем доме, кто-то должен тебе его показать таким. Было бы хуже, если б ты отказался от него, не вспомнив все хорошее, что тебя с ним связывало.

— Но по твоему поведению я понял, что и тебе этот дом нравится. Разве я не прав?

— Ты прав. Но даже такого дома недостаточно для счастья! Я знала многих людей, для которых ничего не значило иметь все, потому что они думали, что всегда есть большее, и страдали из-за этого. Они были несчастливы, так как искали это большее вне себя.

Сензаки ничего не ответил на слова Чиё. Он с любопытством смотрел на нее. Никогда прежде он и представить себе не мог, что девушка, которую он случайно встретит на пороге своего дома, напомнит ему о важных истинах, потерянных где-то в пути, много лет назад.

X

Неожиданная встреча с роси сильно меня смутила. Она произошла как раз тогда, когда я уже не видел оправдания своему пребыванию в Дабу-дзи. Теперь за какой-то миг все изменилось. Учитель потребовал решения, которого у меня не было. Сказал, чтобы я пришел, когда захочу, а значит, велел сделать это немедленно. Может быть, он хотел совместить свое приказание с моим желанием наконец его увидеть? А еще эти его слова о моем медитировании на ходу!

В тот день я должен был колоть после обеда дрова для монастырской кухни. Взволнованный встречей с роси, я заметил, что впервые во время работы меня не угнетали тяжелые мысли. Вместе с тем работа давалась мне легче, чем обычно. Я не переставал размышлять.

— Цао, сегодня ты встретился с учителем. Видишь, и такое случается!

Это был дайси Тэцудзиро. По обыкновению, он сказал то, что хотел, и проследовал дальше. Вот и он туда же! Можно подумать, что они в сговоре — и Тэцудзиро, и роси, и все остальные. Хотя если им ведомо одно и то же знание, тогда так и есть. Вот и моя первая улыбка! Когда дайси обернулся, мне показалось, что и он усмехается.

Для моего первого правильного осознания места, куда я пришел, больше сделала эта улыбка, чем все предыдущие попытки трудом достичь первой ступени. Ибо когда я предположил, что все кругом в сговоре, я, конечно же, поначалу имел в виду сговор в обыкновенном понимании. Но поразмыслив, пришел к выводу, что сговор, царивший здесь, имел совершенно другую природу: на слова и поступки откликались глубоко продуманным способом, созданным очень давно. Сговор здесь не означал что-то плохое.

Когда наступил вечер и все унсуи ушли отдыхать, я вышел на галерею. Поглядел на небо — оно было совершенно чистым. Когда я посмотрел внимательнее, то увидел, что на нем нет ни единой звезды. Никогда прежде мне не приходилось смотреть на ясное небо без звезд.