Андрей Битов. Книга путешествий по Империи
ЧИТАТЕЛЮ!
Эта книга складывалась десятилетиями параллельно накоплению распада в объекте, который она поначалу подсознательно, а потом сознательно описывала: Империи. Автор копил ее, как Иван Калита Московию: «Одна страна» (1960) была рождением жанра, «Уроки Армении» (1967–1969) его окончательным осмыслением. «Три путешествия» (1974), «Семь путешествий» (1976), «Книга путешествий» (1986)… Ставя автограф, автор хронически приписывал на титуле подцензурное «…по Империи». В окончательном виде эта «Книга…» составила второй том собрания сочинений, набор которого оказался рассыпанным 19 августа 1991 года, что символично: рассыпался сам предмет описания. Результатом этого распада для меня явились новые ее (как текста, так и Империи) формы объединения: роман-странствие «Оглашенные», объединивший жанры романа, путешествия, эссе, и «Империя в четырех измерениях», заменившая собой собрание сочинений, а также «Империя добра» — сериальный телетекст, не пошедший в эфир уже по причинам 17 августа 1998 года. Возвращаясь к «Книге…» в 1999-м, в канун 2000-го, я желаю обделенным подписчикам, владельцам первого тома, поставить эту книгу рядом в качестве второго. Это семь книжек, две книги и единый том… Просьба делать остановки между путешествиями. 7 ноября 1999, 82 года ВОСР (Воскресенье), Виперсдорф
Часть первая ШЕСТЬ ПУТЕШЕСТВИЙ
ОДНА СТРАНА Путешествие молодого человека
С детства я бредил Азией. Семеновы-Тян-Шанские, Пржевальские и еще… Грум-Гржимайло — они ездили на своих верблюдах, стреляли своих яков, попадали в свои самумы и делали свои великие географические открытия. Я подыскивал себе достойный псевдоним (ни мое имя, ни фамилия не устраивали меня — устраивала их слава…). Сергей Карамышев! Это уже неплохо. Грум-Гржимайло и Карамышев! Пржевальский кладет мне руку на плечо, а другой обводит даль. Там хребет Сергея Карамышева. Великий путешественник Карамышев-Монгольский на фоне открытого им дикого верблюда. Книжка из серии «Жизнь замечательных людей» — фотографии: мать путешественника, отец путешественника, великий путешественник в детстве. Я прибегал с книжкой к маме. — Вот Пржевальский пишет… Как стать великим путешественником, какие нужны качества… А у меня все это есть: путешественником я родился, страстно я увлекся, научно я подготовлюсь, характер я воспитаю, трудолюбие я разовью, а энергия — приложится… — говорил я, загибая пальцы. Вот я студент Горного института. Я уже знаю, что белых пятен, наверно, и нет. Что последнее, может, досталось Грум-Гржимайле (чудо, а не фамилия!). И что вообще это детство. Но еще не знаю, что детство, может, то немногое, чего не следует стыдиться. Я мечтаю о Японии, стране безукоризненного вкуса и тысячелетьями отточенного движения… Вот я сижу на корточках в такой красивой японской одежде. Раздвигаются створки разрисованной журавлями двери. Это за моей спиной, но я не оборачиваюсь: я знаю, почему они открылись и кто там. Я знаю, как она подойдет, как поклонится, как поставит передо мной чашку и снова поклонится, и как будет выходить, пятясь и кланяясь, и как сдвинет за собой створки, словно уходя в стену. А я не меняю ни позы, ни выражения лица: я все это знаю. Тыщу лет, как это всем известно. Известна эта комната и как в ней что стоит. И эта женщина. И я, который все это знает… Япония… Это кончается тем, что я женюсь на курносой и рыжей девчонке, такой нелепой и такой славной. И теперь Япония все реже заходит ко мне. |
