Вокруг валялся разнообразный строительный мусор, поломанная мебель, какие-то гнутые кастрюли и прочая кухонная утварь. Дверь была не заперта, и мы вошли в темный холл. Кое-где на стенах еще оставались обрывки обоев. Лестница, ведущая на второй этаж, провалилась, а на первом этаже вдоль противоположной стены виднелись три запертые двери.
— Крайняя слева, — прошептал Джон Райден.
Стараясь не наступать на осколки стекла, мы подошли к двери, остановились и прислушались. Не было слышно ни единого звука. Джон Райден хлопнул в ладоши раз, потом еще раз. Приятный мужской голос — неописуемый голос Тени — пригласил нас войти.
— Сигизмунд, — обращаясь к коту сказал Джон Райден шепотом и слегка приоткрыл дверь.
Сигизмунд легко спрыгнул с плеча и мягко просочился в образовавшуюся щель.
— Тени ловят глазами, — сказал Джон Райден, как бы отвечая на мой недоуменный взгляд. — Но человеческий глаз с этой задачей справиться не может. Здесь требуется особое строение хрусталика и роговицы. Да, Альфред, коты ловят не только мышей, и только коты знают, что делать с пойманными тенями… Что ж, кажется, мы уже можем войти.
С этими словами Джон Райден распахнул дверь, и мы вошли. В комнате было пусто. На полу у заколоченного окна сидел Сигизмунд и мыл лапкой свою усатую мордочку.
Год спустя после описанных мною событий я был проездом в Лондоне и решил навестить Джона Райдена. Увы, наша встреча не состоялась. По адресу, который он мне дал, находился кошачий питомник".
Приведенный мною документ вызывает множество вопросов, ответы на которые увели бы нас слишком далеко за рамки данного исследования. Хочу коснуться только замечания Джона Райдена о том, что Тень действует в этом мире как своеобразный коагулянт.
Ноам Хомский писал: "Значение, которое присваивается человеком миру, предполагает, что в мире существует только человеческое сознание. Любое другое — не человеческое — сознание, если бы таковое вдруг отыскалось, по определению не смогло бы прикоснуться к этому миражу человеческого присутствия, поскольку последнее просто испуганно свернулось бы или притворилось бы мертвым, будучи не в силах вынести наличия рядом чьего-то чужого зеркала. В лучшем случае человеческое присутствие просто не заметило бы прикосновения иного".
Но если человеческое сознание самонадеянно присваивает себе и адаптирует в себя всё многообразие мира, то не является ли заблуждением думать, что писания древности были написаны людьми и для людей? И не сыворотка ли они?
Лишь две опасности существуют для демиурга, чьи дела всегда предваряются словами. Первая: недооценить силу собственных слов. Вторая: переоценить эту силу.
В первом случае выйдет хаос, а во втором — и вовсе балаган.
Аркадий и Борис Стругацкие. Понедельник начинается в субботу. Фрагмент
Сначала машина двигалась скачками, и я был озабочен тем, чтобы удержаться в седле, обвившись ногами вокруг рамы и изо всех сил цепляясь за рулевую дугу. Краем глаза я смутно видел вокруг какие-то роскошные призрачные строения, мутно-зеленые равнины и холодное, негреющее светило в сером тумане неподалеку от зенита. Потом я сообразил, что тряска и скачки происходят от того, что я убрал ногу с акселератора, мощности двигателя (совсем как это бывает на автомобиле) не хватает, и машина, двигаясь неравномерно, то и дело натыкается на развалины античных и средневековых утопий. Я подбавил газу, движение сразу стало плавным, и я смог наконец устроиться поудобнее и оглядеться.
Меня окружал призрачный мир. Огромные постройки из разноцветного мрамора, украшенные колоннадами, возвышались среди маленьких домиков сельского вида. Вокруг в полном безветрии колыхались хлеба. Тучные прозрачные стада паслись на травке, на пригорках сидели благообразные седые пастухи. |