|
Боже, о боже, это была обезьяна! * * * – Мне нужно видеть Филиппа Лаборто. – Прошу прощения, месье, но тюремные посетители... – Это – дело жизни и смерти, офицер. – Луис отважился на ложь. – Его сестра умирает. Умоляю, хоть немного сочувствия. – О... ну ладно. В голосе по прежнему слышалось сомнение, так что Луис решил еще чуть чуть дожать. – Только несколько минут, нужно кое что уладить. – А что, до завтра подождать нельзя? – К завтрашнему утру она уже умрет. Луису было неприятно так говорить о Катерине, даже в целях этого расследования, но это было необходимо, он должен был увидеть Филиппа. Если его теория была верна, рассказ может повториться прежде, чем завершится ночь. Филиппа разбудили – он спал после того, как ему ввели успокоительное. Глаза его были очерчены темными кругами. – Что ты хочешь? Луис даже не пытался поддерживать свою ложь: Филипп был напичкан лекарствами, и, возможно, в голове у него все мешалось. Лучше ошарашить его правдой и поглядеть, что из этого получится. – Ты держал обезьяну, верно? Выражение ужаса появилось на лице Филиппа – медленно, из за циркулирующего в крови снотворного, но все равно достаточно болезненное. – Разве нет? – Луис... – Филипп казался очень старым. – Ответь мне, Филипп. Я умоляю: пока еще не слишком поздно. Ты держал обезьяну? – Это был эксперимент, вот и все, – просто опыт. – Почему? – Из за твоих рассказов. Из за твоих проклятых рассказов. Я хотел посмотреть, правда ли то, что они дикие. Я хотел сделать из нее человека. – Сделать человека... – А эта шлюха... – Натали. – Она совратила его. – Совратила? – Шлюха, – сказал Филипп с усталым сожалением. – Где эта твоя обезьяна? – Ты убьешь ее. – Она вломилась в квартиру, когда там была Катерина. Все вокруг разрушила, Филипп. Она опасна теперь, без хозяина. Ты не понимаешь? – Катерина? – Нет, с ней все в порядке. – Она дрессирована, она не причинит ей зла. Она наблюдала за Катериной из укрытия. Приходила и уходила. Тихая, как мышь. – А девушка? – Обезьяна ревновала. – Так что убила ее? – Может быть. Я не знаю. Не хочу об этом думать. – Почему ты не сказал им? Они бы ее уничтожили. – Потому что не знаю, правда ли это. Может, все это выдумка, одна из твоих проклятых выдумок, просто еще одна история. Слабая, виноватая улыбка прошла по его лицу. – Ты должен понять, что я имею в виду, Луис. Это ведь может быть рассказ, верно ведь? Вроде твоих сказочек про Дюпена? Разве что я ненадолго сделал его правдой – об этом ты подумал? Может, я сделал его правдой. Луис встал. Это был утомительный спор между реальностью и иллюзией. Была ли эта тварь на самом деле или нет. Жизнь или сон. – Так где обезьяна? – требовательно спросил он. Филипп показал себе на лоб. – Здесь, и ты ее никогда не найдешь, – сказал он и плюнул в лицо Луису. Плевок задел губу, точно поцелуй. – Ты не знаешь, что ты наделал. Ты никогда не узнаешь. Луис вытер губу, а охранник вывел заключенного из комнаты, обратно в его счастливое наркотическое забытье. И все, о чем Луис теперь мог думать, сидя один в холодной комнате для свиданий, это то, что Филипп нашел себе утешение. Он нашел убежище в вымышленной вине и замкнул себя там, где никакая память, никакая месть, никакая чудовищная истина не доберутся до него. В этот миг он ненавидел Филиппа, ненавидел всем своим сердцем. Ненавидел его за то, что он всегда был дилетантом и трусом. |
