– Как же быть?

– Сушей обойти. Ночью. И скутар искать на полуночном берегу, уже на Самакуше.

И девять русов двинулись в путь. Поклажи с собой у них имелась самая малость: одежда, что на себе, и оружие. Даже посуда и прочие походные пожитки, уцелевшие во время бури, оставались в лодьях и ушли в Хель вместе с ними. Чтобы не умереть с голоду прямо сейчас, надергали в том же ручье корней рогоза. Идти предстояло через довольно засушливую местность, где не будет и этого. Очень жалели, что не в чем взять с собой воды.

Весь день шли на север, стараясь выбирать низинные места, чтобы не бросаться в глаза издалека. Люди попадались часто, но русы уступали дорогу, лежа за камнями и в зарослях. Идти старались по каменистой земле, где не остается следов; если попадались песчаные участки, пересекали их, ступая след в след. Дважды видели на дорогах десяток тудуновой конной стражи: может, просто те несли дозор вблизи богатого торгового города, а может, искали чужаков. Святослав не мог знать, проведали ли о них что-то местные власти. Но о столкновении с Улебовыми людьми в бухте они уж точно слышали. В одну из этих встреч пришлось пережидать, лежа в канаве по уши в воде – больше укрыться оказалось негде.

Жарило солнце, но тень чахлых зарослей встречалась редко. Один раз полежали под скалой, чтобы хоть немного остыть. Редкие ручьи и канавы давали о себе знать зеленью растущих над ними ив, но подойти удавалось не всегда: рядом стояло жилье, и один раз долго пришлось ждать, пока хазарские бабы, таскавшие воду ведрами в сад, уйдут в свою мазанку. После них воды осталось мало и была она вся взбаламученная, но русы не жаловались.

Хорошее укрытие давали сады и виноградники, но там приходилось опасаться хозяев. Не раз видели, как местные жители – не то греки, ставшие подданными кагана, не то хазары, заселившиеся сюда еще во времена владычества василевса, – поливают свои посадки. Еще с незапамятных времен, с греков – первых насельников этих жарких сухих краев, для полива применялось хитрое устройство: вода шла от ручья по разборной глиняной трубе, и эту трубу переносили из одной борозды в другую, по очереди, пока не окажется напитан весь сад или виноградник. Раза два, наткнувшись на такую работу, русы долго лежали в уже увлажненных участках сада, меж деревьев, обвитых виноградными плетями с полусозревшими красноватыми гроздьями, ожидая, пока виноградари отойдут подальше и дадут им дорогу.

Раз возле тихого с виду виноградника наткнулись на бабу: средних лет, с простым покрывалом на черных волосах, в мешковатом льняном платье и портах, как ходят хазарки, она собирала с листьев крупных улиток в корзину. Шедший первым Икмоша почти наскочил на нее, не дойдя трех шагов. Баба увидела их в тот же миг: охнула, вытаращила глаза, выронила корзину…

Икмоша, даром что здоровый и тяжелый, метнулся к ней, будто рысь; вцепился обеими руками в голову и с хрустом повернул. Баба рухнула к его ногам, не издав больше ни звука. Так и унесла к своим хазарским богам жуткое зрелище: беловолосый лохматый демон с красным, обожженным на солнце лицом, в мокрой от пота и бурой от грязи рубахе… Тело вместе с корзиной затащили подальше в заросли, в сухую канаву, и прикрыли ветками, чтобы белая льняная одежда издалека не бросалась в глаза. И пошли дальше. Улитки полезли назад на листья…

Когда вдали показались стены Карши, нашли укромное место и остановились на привал. Есть было нечего, кроме таких же гадских улиток. Виноград еще не поспел, зато по пути мимо садов нахватали слив и яблок. Обходились этим, приправляя йотуновой матерью.

Дождавшись ночи, двинулись вперед и обошли Каршу. Дальше до самого моря расстилалась пустынная местность, где на сухой солончаковой почве почти ничего не росло. Ее миновали за ночь и к рассвету наконец выбрались на берег Самакуша.

Казалось, пешего пути дальше нет. Во все стороны на пологом берегу тянулись полосы желтого песка, поросшие жесткой травой.