– Так ко мне выедет сам великий архонт? – спросил он, ободрившись.

– Не мне то знать, – ответствовал скучноумный местоблюститель.

Проку от него было немного, и Агафодор замолчал, решив, что чем тратить время на разговоры, лучше приготовиться к встрече, от которой, возможно, будет зависеть вся жизнь. Очаровать и обаять государя русов при первом же свидании – вот что главное. Этим искусством опытный царедворец, знаток человеческих душ, владел в совершенстве.

Часа через три неспешной езды по гладкой дороге, вдоль широкой, живописной реки, хорепископос нарушил затянувшееся молчание.

– Вон Вышгород, господин, – показал монах на темневший вдали холм.

Смотреть нужно было против солнца, и Агафодор разглядел лишь тесно скученные крыши, верхушки башен, золотые полушария церковных куполов.

«Это разумно – устроить резиденцию вблизи от столицы, а всё же не рядом, – подумал он. – Базилевсу следовало бы сделать то же самое, и мятежи городской черни так не сотрясали бы престол. Охлос ленив и быстро остывает. Пока толпа доберется до загородного дворца, она сильно поредеет, а монарх успеет как следует укрепиться. Не зря Ярославоса прозвали мудрым».

– Смотри, преосвященный, вот и встречающие, – тронул его за рукав Еразм.

Встрепенувшись, посол перевел взгляд ниже.

У подножия холма был разбит узорчатый шатер, около которого толпились люди и были привязаны лошади. Там происходило движение.

Вот кто-то в длинном алом плаще первым сел в седло. За ним длинной вереницей выстроились остальные всадники.

Процессия медленно, торжественно тронулась навстречу посольскому кортежу.

К повозке подъехал переводчик, громогласно объявил:

– В знак почтения к великому августу тебя встречает пресветлый князь!

Агафодор приосанился, расправил складки парадного облачения, поправил на груди крест и золотую цепь.

– Спустите меня! – приказал он.

По протоколу государя полагалось приветствовать, стоя на земле.

Слуги приняли епископа под руки, помогли сойти на проворно расстеленный ковер.

– Князь сидит в седле, как молодой, – сказал Агафодор драгуманосу, глядя на приближающуюся процессию.

Благомудр засмеялся, очень чем-то довольный.

– Он и есть молодой. «Пресветлым князем» называют Святослава Ярославича, государева сына.

Хоть протопроэдр очень хорошо умел управлять своим лицом, но здесь за бровями и ртом не уследил: брови поползли кверху, губы – книзу. Из-за принца он, посланник кесаря, спешиваться бы не стал! Какой урон для достоинства империи!

Переводчик невинно осведомился:

– Не думал же ты, господин, что сам великий князь в свои семьдесят лет выедет тебя встречать?

Лезть обратно в экипаж было глупо. Агафодор поступил иначе – сделал вид, что сошел на землю, дабы помолиться. Пусть принц подождет, пока божий человек взывает к Тому, Кто превыше земных владык.

Преклонил колени на ковре, трижды поклонился большим поклоном, принялся нараспев благодарить Всевышнего за благополучное окончание долгого путешествия. Сам поглядывал искоса – что «пресветлый князь».

Принц, подъехав, с минуту подождал в седле. Потом спрыгнул, подошел к переводчику. Тот, поклонившись рукой до земли, зашептал-заворковал. Докладывал.

Сын великого архонта был высок и статен, с подкрученными светлыми усами и, как все русы, без бороды. На голове, несмотря на теплый день, малиновая шапка с собольей опушкой.