Я пошел на сделку с призраками, рвавшими на части мой разум. Я дал им долю в себе, навсегда отказавшись от того себя, каким я себя знал уже несколько десятков лет. Я попытался собрать разрозненную мозаику чужих сознаний в единое целое. Я притягивал осколки, включал их в себя и менялся сам. Процесс объединения увенчался успехом лишь отчасти, и не закончен до сих пор. Они все еще живут во мне, и часто рвутся к узлу воли, желая занять главное место. Но уже не так яростно, как раньше. По крайней мере, мне удалось освободить какую-то часть разума для повседневных нужд. За пределами этого маленького очага сознания – хаос и мрак, отчаянье и смерть. Я чувствую их, словно голодных зверей, раздраженно кружащихся у моего порога. Я не мог сразу приручить их всех, и не могу до сих пор. Но я пытаюсь. Иногда пряником, иногда – плетью.

    Я собираю человека (забавно говорить о себе в третьем лице, но выглядит это именно так), не жившего никогда прежде, но обладающего неполной памятью двух десятков самых разных людей. Я обнаружил, что в мозаике не хватает нескольких деталей, принадлежавших когда-то Льюису Телмариду. Некоторые события из моего прошлого – белые пятна. Куда делись эти воспоминания?.. Не знаю. Возможно, утеряны в ходе «сборки» нового человека. Возможно, я утратил их еще раньше, в момент духовного контакта с Тенью. Часть того колдовского яда, в который я себя превратил, могла разъесть и мой собственный Келат, так же, как была разъедена и соборная сущность мертвых колдунов, подвластных демонической бестии. Если верно последнее, то этими, недоступными мне воспоминаниями, сейчас может владеть Тень… Нет, не хочу думать об этом. Эта мысль отчего-то пугает меня, она как-то особенно омерзительна…

    Надо смотреть в будущее, а не думать о том, что потерял в прошлом.

    Я умер, и не один раз, а много. Умер – и вот теперь рождаюсь заново – но как же мучительно и ненавистно мне это рождение!

    Более-менее разобравшись с самим собой, следовало разобраться со своим окружением. Для начала – покинуть тюрьму.

    Тут обнаружились новые трудности. Вся или почти вся магия, которой я владел прежде, теперь мне отказала. Тэннак был истощен, колдовские способности – повреждены, сама их основа – извращена. Чудовищная порция яда, влитая в меня Тенью и еще более усиленная моим собственным заклятьем, не только сократила мою жизнь до считанных недель, но и раздавила, практически уничтожила Тэннак. Я метался по клетке, как пойманный зверь. Я не мог ждать и не мог вырваться отсюда. И вот тогда-то у меня и обнаружилась одна очень странная способность…

    Хоть вага и научил меня красть жизненную силу, я никогда прежде не пользовался этим умением. Друидское воспитание надежно ограждало от подобных поступков – да и необходимости в них не возникало. Теперь необходимость появилась, а многое из того, что прежде определяло поведение Льюиса Телмарида, в «новом» Льюисе сошло на нет. Тень исковеркала меня. Есть ли что-либо на свете, чего я не сделаю для того, чтобы не присоединиться к соборной душе, собранной Тенью, и оставаться под ее властью, питая собой источник смертельных болезней столь долгое время, которое живет душа? Не знаю. Не уверен. Наверное, нет.

    Моим соседом, сидевшим в соседней клетке, был придворный сановник, осужденный князем за воровство и растрату. Я был плохим собеседником и больше молчал (иногда – с ревом и воем метался по клетке) в ответ на его попытки завязать разговор. Потом враждующие друг с другом обломки душ начали приходить в какое-то, еще очень неустойчивое равновесие, и наступавшее просветление достигало временами такой степени, при которой я уже мог отвечать нечто однообразно-утвердительное в ответ на реплики моего соседа. Или хотя бы кивать головой.