– Он мог быть на отставшей барке, – помог немцам Семен… как научил тиун Степан, начальник.

– На тех судах, что пришли ночью, я уже спрашивал. Не нашел дружка своего, увы…

– А! Так тебе на «Красную корову» надо. Она там отстала… а потом и побоялись дальше в темноте плыть, утром только явились. Шкипера зовут Йост Заммель. Йост Заммель из Ревеля.

Со шкипером Семен говорить пока не стал; поболтал, с приказчиками, с матросами. Вернее сказать – попытался, больно уж нелюдимым оказался экипаж «Красной коровы»! Суденышко небольшое – двадцать матросов-гребцов, пара приказчиков да сам шкипер. Матросы лениво удили с борта рыбу, но особенной разговорчивостью не отличались.

– Ганс Меллинг? Ты слыхал про такого, Курт?

– Нет.

– Вот и я нет. Не, не знаем такого. Что-что? Да, припозднились, вынуждены были ночевать у излучины. Там, в камышах отстоялись, а как рассвело – в Плескау пришли.

Стояли в камышах, да. И того – не более. Ничего подозрительного, что ж. Однако ж тиуну во всех подробностях доложить надо.

Сыскарей лично Довмонт не слушал – на то тиун Степан имелся. Тот уж и доложил князю. Впрочем, особенно-то докладывать было нечего. Ну да, была немецкая барка. Припозднились купцы, встали на реке – выжидали. Бывает, чего уж. В чем криминал? А ни в чем. Какое отношение они имеют к убийству отроков? Да, судя по всему, никакого. Других, других надо искать!

Князь и сам уже не помнил, с чего бы вдруг он стал подозревать отставшую барку? Наверно, инстинктивно – потому что немцы, а от немцев, известно, всяких пакостей жди.

– Что ж касаемо Кольши, княже, – был такой паренек. У Мордухи-вдовы на усадьбе жил приживалом. Был, но сгинул.

– Как это сгинул? – отпив сбитня из большого серебряного кубка, уточнил князь. Тиуна он принимал по-простому, в малой горнице, площадью около тридцати квадратных саженей. – Пропал, что ли?

– Пропал… Но, князь, – перед этим на усадьбу вернулся! – погладив бородку, Степан поднял вверх большой палец. – Никому ничего не рассказывал, но весь трясся. Мордуха-вдова его к дьячку за маслом лампадным послала – он и пропал. Ушел, да не вернулся. С тех пор и нет.

– А что дьячок?

– Божится, что не дошел до него отрок сей.

– А…

– Нет, княже. Никто до нас к Мордухе не заходил, Кольшу этого не спрашивал. Мой человек проверил накрепко. Да… – тиун вдруг усмехнулся. – На Застенье про людоедов слух пошел. Дескать, отроков да отроковиц ловят да едят с жадностью. Вот и Еремеевых, мол, съели!

– Ого! – Довмонт всплеснул руками. – Съели, говоришь? Но ведь дыма без огня… Сам знаешь!

– Ведаю, княже. И мыслю так – людокрады в городе объявились. Ну, не в самом городе, скорей – в окрестностях, за Великой-рекой.

– За Великой-рекой…

Князь покривил губы и вновь потянулся к сбитню. Вчера посидели с боярами и верным Любартом. Выпили фряжского вина преизрядно, не побрезговали и медовухой, вот голова и потрескивала, – а сбитень помогал.

– Коли там… то мы их быстро разыщем, ага!

Степан не повел и бровью. Уж конечно, он знал о связи Довмонта с юной разбойницей Рогнедой, что держала в страхе весь правый берег Великой. Знал, но помалкивал. Так оно надежней.

Потянувшись, князь подошел к распахнутому оконцу, глянул на двор… Усмехнулся, увидев, как некий молодой увалень с бледным вытянутым лицом, распахнув холщовую свиту, подпирал спиною березу, искоса посматривая на крыльцо.