— Ты с кем там наговариваешься? — вдруг прогудело из караулки. — Отвар стынет — мне для тебя потом новый заваривать? — позади молодого стражника появился другой, постарше, с клубящейся парком деревянной чашкой-моко в руках.

— Кто у тебя тут? — начал старший стражник… осекся, прищурился. — О, надо же, Хадамаха! — без особого удивления протянул он. — Никак вернулся?

— Дядька Бата? — пробормотал Хадамаха. Багровая ярость захрипела, роняя пену с оскаленных клыков, когда Хадамаха в своих мыслях привычно вцепился ей в загривок и поволок обратно, не давая вырваться на волю.

— Знаешь его, дядька? — кривя губы, процедил молодой стражник.

— Так Хадамаха, старого Эгулэ сынок! — без особой радости, но и без неприязни бросил старший. — Ты ж в город уехал, Хадамаха? В каменный мяч играть!

— В мя-яч? — в очередной раз протянул младший и негромко, но отчетливо добавил: — И туда уже зверьки пролезли!

Хакмар положил руку на меч, а Аякчан принялась разминать пальцы. «Если кто-то из нас сорвется — все, конец!» — с ужасом подумал Хадамаха. На храмовые указы здесь плюют, а вот нападения на местного стражника не простят. Хотя как этот стражник себя ведет — башку открутить и ею в мяч сыграть! Что здесь происходит?

— Не играл я в мяч! — буркнул Хадамаха. Насупился, точно стыдился. — Сказали, не гожусь.

— То-то же! — довольно ухмыльнулся молодой стражник. — Я уж думал, на Сивире люди мухоморов пообъедались!

— А мамаша твоя говорила — приняли! — не обращая внимания на бормотание младшего, удивился дядька Бата.

— Что б ей еще говорить! — скривился младший, но теперь его не слушал и Хадамаха. Дядька Бата видел маму, разговаривал, с ней все в порядке!

— Я родным-то не писал, что не вышло! — торопливо пояснил он.

— А шлялся где? — строго спросил Бата.

— Работал — на обратный путь деньга нужна, — с видимой неохотой буркнул Хадамаха. — Улицы прибирал.

Почти правда… Какой только дряни он с тех улиц не прибирал!

— Нож дорогой откуда? — указывая на висящий на поясе Хадамахи южный нож, спросил молодой. — Украл? — И издевательски глянул Хадамахе в лицо.

Что… он… сказал? Поводок, удерживающий наследственную багровую ярость, лопнул, как гнилая веревочка. Кровь! Кровь, и костный мозг, и раздробленные кости, и башка этого стражника, катящаяся по переулку, — оторванная башка с остановившимися глазами!

— Тиха-а-а! — рявкнул старший стражник, мгновенно вклиниваясь между своим молодым приятелем и Хадамахой.

На Хадамахе с двух сторон повисли Хакмар и Аякчан.

— Стой! Уймись! — упираясь пятками в утоптанный наст, шипел Хакмар — от неимоверного усилия на лбу у него вздулись жилы.

— Обвинять… меня… в краже… — связные слова тонули в яростном медвежьем реве. Волоча друзей на себе, Хадамаха шел к стражнику. К этой подлой ухмыляющейся роже — до конца жизни с ним ухмылочка останется, когтем от уха до уха!

Продолжая ухмыляться, стражник дернул к себе копье из стойки перед входом.