Еще он добавил, что если я буду освещать события объективно, то он поможет мне сделать карьеру в журналистике.

– Надеюсь, вы понимаете, что ваши достижения на китайском радио никому не интересны. Когда ваш контракт закончится, вам надо будет устраиваться на новую работу. Будьте на хорошем счету и у Оуэна, и у нас, и вы получите самые блестящие рекомендации.

Я уверен, что примерно то же самое он говорит всем новичкам. Это предупреждение: если ты будешь на плохом счету у Вайнштейна, цензоры не дадут тебе работать, и начальство уволит тебя как не способного найти компромисс с местными властями.

Кстати, перед отъездом Оуэн тоже потребовал от меня предельной объективности и сказал, что важные материалы, которые не могут пройти цензуру, следует отправлять в Лондон контрабандой.

– Вам придется самому изыскивать способ переправки статей за границу, – добавил он. – Будьте предельно осторожны: если вас поймают, то могут выслать из СССР – такие случаи уже были. Советские чиновники уверены, что критиковать их действия могут только «враги всех трудящихся», которых надо как можно скорее нейтрализовать. Так что зря не рискуйте.

Это был невысокий, угловатый человек с крючковатым носом и небольшими рыжими усами щеточкой. Разбогатев во время НЭПа, он выкупил обветшавший особняк на Чистых Прудах – с обязательством привести его в порядок. Вскоре на его первом этаже открылась букинистическая лавка под названием «Московская саванна», а второй этаж Элькин решил сдавать иностранцам.

– Ремонт мы, конечно, не доделали, – смущенно сказал он, когда Клим и Китти пришли смотреть квартиру. – Но я ничего не могу поделать: строительных материалов нигде не достать.

На стенах действительно кое-где отваливалась штукатурка, а паркет выглядел так, будто по нему долго возили тяжелую мебель. Но зато в большой комнате имелся камин в голубых изразцах и стрельчатые окна из цветных стекол. Впридачу Элькин давал жильцам расстроенный рояль, диван и дамский туалетный столик с подсвечниками в виде жирафов.

Жирафов в квартире было великое множество: они украшали собою все – от дверных ручек до гардин.

– Ну что, хочешь тут жить? – спросил Клим у Китти.

– Да! – выдохнула она, завороженно глядя на люстру, украшенную бронзовыми головами с рожками. – Тут такие лошадки!

За одиннадцать месяцев Элькин запросил немыслимую сумму – две тысячи американских долларов:

– Я нахожусь в трудной жизненной ситуации, и поэтому вынужден поднять цену.

Они перезванивались и торговались несколько дней.

– Я лучше в «Гранд-отеле» останусь, – сердился Клим. – Тут и дешевле, и штукатурка не обваливается.

– Я ведь совсем немного прошу, – скучным голосом повторял Элькин. – Поверьте, вы не найдете другой отдельной квартиры во всей Москве. У меня есть телефон, плита на кухне, а еще чулан и ванная… Вам обязательно нужна ванная для ребенка.

– Вы просите больше, чем я зарабатываю!

Сторговались на тысяче. «Юнайтед Пресс» согласилась дать Климу кредит в счет будущего жалования, и он перевез вещи на Чистые пруды.