Это первый бал в моей жизни.

Mademoiselle Нинет, мой милый друг и гувернантка, уезжает от нас через неделю. Остается со мной мисс Пинч, старшая surveillante которая с нынешнего дня будет называться уже не гувернанткой, а demoiselle de compagnie. Итак, я взрослая, и это чувствуется на каждом шагу.

Папенька вышел ко мне нынче утром и передал мне футляр с жемчужным колье.

— Носи, дитя мое, эти жемчуга, — сказал он мне по-французски, — и будь всегда чиста душой, как они.

M-lle Нинет тоже сделала мне подарок — эту милую голубую тетрадку.

— Дорогая моя, — сказала она, — вы будете записывать в ней ваши впечатления, ваши встречи, ваши невзгоды и радости. Я так делала всю мою жизнь, и как отрадно иногда перечитывать страницы далекого прошлого!

Милая m-lle Нинет! Я последую её совету и с нынешнего же дня начинаю записывать все то, что обратит на себя мое внимание, что произведет на меня какое либо впечатление.

Вчера я была на первом балу. Папенька, во фраке, в орденах, и мисс Пинч в хрустящем сером шелковом платье и блондовом чепце, величавая, седая и важная, повезли меня на Арбат, к моей тетке, княгине Мещерской. Мы вошли, когда уже танцевали. Мне прежде всего бросились в глаза Barbe и Sophie, мои кузины, княжны Мещерские. Они, заметив меня кивнули мне издали головками, а когда кончили танец, подбежали приветствовать меня и папеньку. Папенька представил меня дамам, а кузины подводили к нам без конца знакомить кавалеров. Затем меня стали приглашать на кадрили, вальсы, мазурки. Особенно много танцевал со мной один молодой офицер.

— Вы танцуете легко, как бабочка, — сказал он, усаживая меня усталую в кресло.

Мне стало стыдно от этой похвалы, совсем незаслуженной.

Когда я рассказала папеньке, как много танцевал со мной этот офицер и как любезно и внимательно он со мной беседовал, папенька погладил меня по голове.

— Ты, видно, произвела большое впечатление на молодого графа Палецкого, Дорушка. Это достойный молодой человек. Я его знаю с детства. Мы с его отцом были в молодости большими друзьями. Я буду счастлив, если ты впоследствии станешь женой молодого графа. Надеюсь, он тебе понравился, Дорушка?

— Да, папенька, — отвечала я, краснея до ушей, — он очень умен, любезен, и с ним приятно говорить.

— Ну, вот и отлично. Я пригласил его бывать у нас, и вы познакомитесь ближе, лучше узнаете друг друга… Я бы хотел устроить твою судьбу, как можно скорее. Твоя мать давно покинула нас, а сам я чувствую себя за последнее время все хуже и хуже. Вот почему мне хотелось бы возможно скорее увидеть тебя в надежных руках доброго, любящего и преданного супруга.

Боже мой, как давно я не прикасалась к тебе, дорогая голубая тетрадь! Какая огромная перемена случилась за это время в моей жизни. Сколько впечатлений! Когда я записывала на этих листках последние строки, была зима, веселая московская зима. А теперь уже весна. И мы не в Москве, а в Троеполье, в нашем милом подмосковном имении. Зима промчалась как один сплошной радостный сон. Желание папеньки исполнилось: его Дорушка — невеста графа Николая Сергеевича Палецкого, вернее, моего дорогого Никса.

В декабре я протанцевала с ним мое первое лансье, а в марте, в Светлую Пасхальную ночь, я уже сделалась его невестой. Всю эту зиму Никс бывал у нас и просиживал целыми часами в нашем большом московском доме. Мисс Пинч вязала, я вышивала в пяльцах, а он читал нам английские романы Вальтер Скотта. Я их очень люблю. А на Страстной мы с папенькой уехали говеть в Троеполье и встречать там Пасху. Мне было как-то грустно покидать Москву, вернее, расставаться с графом.

В Страстную субботу, когда я одевалась, чтобы ехать к заутрени с папенькой, вдруг слышу топот тройки, звон бубенчиков и щелканье бича.