Изменить размер шрифта - +
 – Я злая, скверная, гадкая, потому что это я принесла в класс ворону, а не Власовская. Да, да… я одна… одна во всем виновата.

 

Я смутно помню, что говорила классная дама и инспектриса, опять пожаловавшая в класс по новому приглашению Пугача, но отлично помню ту безумную радость, дошедшую до восторга, когда, по приказанию ее, Арно стерла с красной доски мою фамилию и потребовала, чтобы я сняла передник.

 

С тою же радостью стояла я, наказанная, за обедом на месте Люды, и сердце мое прыгало и замирало в груди.

 

«Это искупление, – твердило оно, – это искупление, Нина, подчинись ему!»

 

И как охотно, как радостно прислушивалась я к моему маленькому восторженному сердцу!

 

– Белка, давай мне скорей твой перочинный ножик, – огорошила я моего адъютанта, лишь только мы поднялись в класс. – Давай!

 

И прежде чем она могла понять в чем дело, я схватила лезвие перочинного ножика так быстро и сильно двумя пальцами, что глубоко порезала их.

 

– Ай, кровь, кровь! – запищала Бельская, не любившая подобных ужасов.

 

– Да, кровь, – засмеялась я, – кровь, глупенькая… Это я нарочно… Она поможет мне пройти к Люде в лазарет… понимаешь?

 

Но Белка стояла передо мной с открытым ртом, хлопала глазами и ничего не понимала. И только когда продребезжал лазаретный звонок, сзывавший больных на перевязку, и я заявила, что бегу забинтовать руку, Бельская неожиданно бросилась ко мне на шею, заорав восторженно на весь класс:

 

– Нинка Джаваха… ты – героиня!..

 

Осторожно крадучись, я проскользнула из перевязочной в лазаретную столовую, а оттуда – в общую палату, где, по моим расчетам, находилась Люда.

 

Я не ошиблась.

 

Она спала, забавно свернувшись калачиком на одной из кроватей. Я осторожно на цыпочках подошла к ней. На ее милом личике были следы слез… Слипшиеся ресницы бросали легкую тень на полные щечки… Алые губы шептали что-то быстро и непонятно-тихо…

 

Острая, мучительная жалость и беззаветная любовь наполнили мое сердце при виде так незаслуженно обиженной мною подруги.

 

Я быстро наклонилась к ней.

 

– Люда… Людочка… сердце мое… радость!

 

Она открыла сонные глазки… и взглянула на меня, ничего не понимая.

 

– Это я, Людочка… – робко произнесла я.

 

– Нина! – вырвалось из ее груди. – Ты пришла…

 

Мы упали в объятия друг друга… Плача и смеясь, перебивая одна другую и снова смеясь и плача, мы болтали без умолку, торопясь высказать все, что нас угнетало, мучило, томило. Теперь только поняли мы обе, что не можем жить друг без друга…

 

Люда выросла в моих глазах… стала достойной удивления… Я не могла ей не высказать этого.

 

– Ну, вот еще! – засмеялась она, – тебе все это кажется… ты преувеличиваешь, потому что очень меня любишь.

 

Да, я любила ее, ужасно любила… Моя маленькая, одинокая душа томилась в ожидании друга, настоящего, искреннего… И он явился ко мне – не мечтательной, смеющейся лунной феей, а доброй сестрой и верным товарищем на долгие институтские годы… Мы крепко прижались друг к другу, счастливые нашей дружбой и примирением…

 

Вече

Быстрый переход