Бурый пёс смотрел неотрывно круглыми карими глазами. Я невольно улыбнулась:

– Привет, Буран. Давно не виделись.

– Давно, – согласился он, как всегда, без слов. – Провожу.

– Да я сама дойду, не впервой!

– Провожу, – упрямо повторил пёс. – Ночь.

– Ну пошли тогда, – усмехнулась, проходя в отворенные передо мной ворота. – Но я не буду с тобой говорить, прости, мне нужно помолчать.

– Молчи, – с лёгкостью согласился Буран. – И я молчу.

Ступив на дорогу, ведущую к лесу, я вздохнула. Что ж всё так плохо то? Сегодня тот самый день, когда просто нужно напиться, чтобы забыть хоть на одну ночь. А когда нечем напиваться, это не жизнь, а смех один. Чем я заслужила это попадалово?

Глава 2. Реальное попадалово одной хорошей девочки

Июнь 20 число

Когда я была маленькой, мы с мамой однажды шли по улице и к нам пристала цыганка. Я помню всё так ясно, как будто это случилось вчера. У цыганки были чёрные, как ночь, глаза, и они заглянули мне прямо в душу. Мама хотела оттащить меня, закричала, принялась совать цыганке деньги, но та презрительно плюнула в её сторону. Я не могла сдвинуться с места и, как завороженная, смотрела на эту странную Бабу Ягу в цветастых юбках. На груди женщины лежали, чуть позвякивая при каждом движении, бусы и золотые монетки на ниточке. Потом уже я узнала, что это называется монисто, а тогда просто смотрела на них и не могла оторвать взгляд.

Грубая кожа заскорузлой ладони коснулась моей щеки, цыганка пошевелила губами и сказала таким тоном, как будто доктор говорил с пациенткой:

– Сними крестик! И золото сними, не носить тебе золота! Серебро надень.

– Прочь иди, убери руки от моего ребёнка! – крикнула мама в отчаянье. – Диана, пойдём! Пойдём отсюда!

– Как дочь назвала, тьфу! И крестик надела! – цыганка прищурила красивые глаза и добавила тише, уже мне: – Руда, Руда твоё имя, запомни. И никому не говори его. Только тому, кто будет тебе ближе всех.

Я кивнула, глядя в черноту ночи под длинными ресницами, но в этот момент мама с силой дёрнула меня за руку:

– Да иди же ты сюда! Не слушай её!

Наваждение спало, и я уже испуганно прижалась к маме, готовая заплакать. А та повела меня прочь, то и дело оглядываясь на цыганку и возмущённо бормоча:

– Куда только полиция смотрит?! Сильно испугалась, Дианочка?

Да, тогда я испугалась. До дрожи в коленках! И помнила этот страх ещё очень долго. Все встречные цыганки вызывали во мне неприятное чувство беспомощности. А потом я научилась справляться с этим и почти забыла о происшествии.

А вспомнила сейчас.

Когда старая цыганка на привокзальной площади, поцокав языком, крикнула:

– Крестик сними! И золото сними!

– Ага, и тебе отдать?! – фыркнула я, волоча тяжёлую сумку.

– Сними, говорю! Хочешь, отдай, хочешь, выбрось… – она пожала плечами и сунула в рот мундштук трубки, которой дымила, как старый шкипер.

– Сдурела, да?

Я остановилась, с любопытством оглядев старуху. Она вытащила трубку и усмехнулась, показав чёрные зубы:

– К бабке в деревню едешь? Не доедешь. Сними крестик, отдай мне, а я тебе кое что взамен дам.

– Ага, щаз! Два раза, – съязвила, но в ответ услышала:

– Не играй с тем, что сильнее тебя, Руда.

Опять это странное имя! И всё так же с ударением на первый слог – Руда… Что оно означает, и почему все цыганки упёрлись меня им называть?

– Меня зовут Диана, – возразила я и глянула на часы. Электричка через десять минут, надо поспешить. Цыганка отмахнулась:

– Забудь! Дай мне крестик.