Затем из главного (как нам представлялось) входа наконец показался золотой паланкин, несомый четырьмя жрецами. Занавеси раздвинулись в стороны, и перед нами предстал Шаран Канг.

Он улыбался.

— Я здесь, Шаран Канг, для того, — начал я, — чтобы выслушать все, что вы хотите сообщить касательно нападения на наши пограничные поселения, прежде чем мы приступим к выработке договора. После этого мы могли бы жить с вами в мире и добром согласии.

Улыбка Шаран Канга не стала слабее, что, как я надеялся, ничуть не повлияло на твердость моего голоса. Никогда прежде у меня не возникало такого отчетливого ощущения, что я нахожусь в присутствии Абсолютного Зла.

После краткой паузы заговорил он.

— Я слышал ваши слова. Я должен поразмыслить над ними. Пока я думаю, вы будете здесь гостями. — Он указал себе за спину. — Здесь, в храме Грядущего Будды. Это, кроме всего прочего, мой дворец. Самый древний из всех наших старых домов.

Мы спешились, все еще встревоженные. Четыре жреца подняли носилки Шаран Канга и понесли их назад, в храм. Мы следовали за ними. Внутри висел густой дым курений. Здесь царствовал мигающий свет масляных ламп, свисающих на цепях с потолка, и его было явно недостаточно. Нигде не было видно изображения Будды, однако я счел это вполне нормальным, ибо «Грядущий Будда» еще не родился. Мы последовали за паланкином по лабиринту переходов, покуда не оказались в маленьком помещении, где на низком столике, окруженном подушками, были расставлены яства. Здесь паланкин был опущен на пол, жрецы отступили, желая оставить нас наедине с Шаран Кангом. Властным движением руки он пригласил нас занять места на подушках. Мы так и сделали.

— Вы должны поесть и выпить, — произнес Шаран Канг, — тогда все мы будем в лучшем настроении для беседы.

Умыв руки теплой водой в серебряной чаше и вытершись шелковыми платками, мы принялись за еду, поначалу осторожно. Шаран Канг брал с тех же тарелок и налегал на пищу весьма энергично, что в какой-то мере успокаивало нас. Попробовав блюда, мы обрадовались тому, что они, очевидно, не отравлены, ибо вкус был отменный.

Я сделал верховному жрецу комплимент по поводу его гостеприимства, на который тот отвечал весьма любезно. Постепенно он становился куда менее мрачным. Честно говоря, я начинал относиться к нему почти с симпатией.

— Довольно необычно, — сказал я, — чтобы храм использовался одновременно в качестве дворца и при этом носил столь удивительное имя.

— Верховные жрецы Кумбалари, — с улыбкой ответил Шаран Канг, — в то же время и боги, так что им к лицу жить в храме. А поскольку Грядущий Будда еще не пришел, чтобы занять свой дом, то какое место подошло бы мне лучше этого храма?

— Люди, должно быть, очень давно ожидают пришествия Будды. Сколько же лет этому зданию?

— Некоторые его части сооружены немногим более 1500 лет назад. Более ранние — намного, намного древнее.

Я, разумеется, не поверил, а его заявление отнес за счет типично восточной склонности к преувеличениям.

— И все это время здесь жили кумбалари? — осведомился я вежливо.

— Они живут здесь долгое, долгое время. А прежде них жили здесь… другие существа. — В его глазах промелькнуло почти испуганное выражение, и он сухо рассмеялся. — По вкусу ли вам трапеза?

— Она восхитительна, — ответил я.

Постепенно я начинал ощущать к старому жрецу любовь, точно ребенок к доброму деду. Я бросил взгляд на остальных — и в тот же миг меня пронзило недоверие, ибо на всех лицах застыли пустые глупые ухмылки. И я тоже чувствовал какое-то оцепенение! Я тряхнул головой, чтобы прийти в себя. Качаясь, я поднялся и потряс Ризальдара Дженаб Шаха за плечо.