Заметив мою неловкость, Цицеро Гуд хлопнул меня по плечу:

— Извините, мистер Бастэйбл. Бестактное замечание. Но сыну раба иной раз не так легко сопротивляться искушению, здесь вам придется со мной согласиться.

— Я думал, сэр, что вам довольно успеха, позволившего забыть об этом клейме…

— Клейме, мистер Бастэйбл? — Его голос зазвучал неожиданно жестко. — Я могу вас заверить, что свое происхождение клеймом не считаю. Клеймом оно является для тех, кто некогда поработил мой народ.

Этот аргумент бил не в бровь, а в глаз.

— Вероятно, вы правы, сэр, — пробормотал я. Я не был полноценным противником в споре с человеком, который соображал так быстро.

Гуд тут же снова вновь обрел мягкость:

— Но вы правы. В последние один-два года я стал немного мягкосердечнее благодаря тому счастью, которое мне сопутствовало. Теперь у меня осталась еще одна цель, и если я достигну ее, то буду удовлетворен. Но она — самая трудная из всех, что я себе поставил. У меня такое предчувствие, будто известная великая держава, до сих пор сохранявшая нейтралитет, окажет мне серьезное сопротивление.

— Вы имеете в виду Австрало-Японскую Федерацию, сэр? — Этот вопрос задал фельдмаршал Акари, человек, которого мы избрали спикером нашей делегации. Бантустан был многим обязан ему — блестящему офицеру, старейшему другу и соратнику президента, который в последние годы часто действовал в качестве полномочного представителя президента. — Вы, вероятно, все же не станете рисковать всем, чего достигли в последние годы? АЯФ не должна чувствовать, что Ашанти ей угрожает!

— Этого и я боюсь, фельдмаршал, — заявил Гуд тоном величайшего сожаления. — Создается такое впечатление, будто оба государства рассматривают Тихий океан как свою территорию. Можно подумать, они разведали нечто особенное о моих планах — вот уж из чего я никогда не делал секрета — и теперь полагают, что если только мои корабли окажутся в «их» океане, то я немедленно обращу алчный взор на их острова, и завоевание останется лишь делом времени.

Миссис Нзинга, бывшая недавно министром коммуникаций и сообщений в правительстве Ганди, спокойно сказала:

— Следовательно, следующим объектом вашей экспансии станут Соединенные Штаты? Ведь вы на это хотели нам указать, сэр?

Гуд пожал плечами:

— «Экспансия» — это не то понятие, которое я хотел бы употреблять, миссис Нзинга. Моим намерением является освобождение черного народа Соединенных Штатов. Я должен помочь своим согражданам создать там новую и долговечную культуру. Знаю, многие считают меня безумцем и тираном, взявшим ошибочный курс на истребительную войну против белых, на уничтожение народов, — но мое «безумие» имеет свою логику. Слишком долго так называемым «цветным» народам навязывали чувство неполноценности по отношению к белым. Во многих областях Африки царила чудовищная, разрушительная в моральном и материальном отношении апатия, прежде чем я доказал своим соратникам, что белые не обладают ни выдающимися талантами, ни сверхъестественным умом, ни особым правом властвовать над ними. Мои речи против белых, естественно, были преувеличены, как и мой национализм. Я знал, что после войны останется слишком мало времени для побед — а я нуждался в них. Чтобы добыть ресурсы, умножить богатства, завоевать доверие тех, кого я повел за собой, мне пришлось работать жесткими методами. Я считаю, что именно сейчас настало время, когда черный человек должен возглавить цивилизацию.