— Высокопоставленные персоны, кажется, очень беспокоятся о вас, Бастэйбл.

Радиограмма была подписана только названием флагмана. Она гласила: «Срочно необходимы данные о погибших и раненых офицерах. Что Бастэйбл? Отвечайте незамедлительно». Она была написана на английском языке, хотя среди ашанти «лингва франка» был именно французский.

Прежде чем передавать сведения на флагман, капитан Омбуто подождал, пока ему составят обстоятельный список погибших и раненых. В конце своего ответа он прибавил: «Бастэйбл невредим». Вскоре после этого пришло второе сообщение:

«Пожалуйста передайте всем мое сочувствие команде, потерявшей столько товарищей. Вы доблестно сражались и хорошо сделали свое дело. Отправьте Бастэйбла на флагман. Шлюпка уже выслана».

Текст был подписан просто «Гуд». Омбуто прочитал это послание мне вслух, пожал плечами, стянул шапку и поскреб свой лохматый затылок.

— До сих пор мисс Перссон была единственной из вашей расы, кто получил доступ на флагман. Вы идете в гору, Бастэйбл. — Он поднял вверх большой палец. — В самом буквальном смысле.

Вскоре после этого воздушная шлюпка опустилась на палубу «Дингисвайо». Я забрался в нее и ответил на салют замерзшего офицера Львиной Гвардии, который ею командовал. Бедняга выглядел продрогшим насквозь, и я подумал, что лучшим стимулом, какой только может найти Гуд, если ему потребуется провести своих солдат по Америке в южные штаты, стало бы обещание теплой погоды.

* * *

Прошло двадцать минут — и шлюпка пролетела через огромный кормовой шлюз «Чаки» и закрепилась в специальном ангаре на нижней палубе. Электрический лифт поднял нас в помещение гигантского корабля, и вскоре я уже стоял на мягком пурпурнокрасном ковре контрольной рубки. Помещение имело большие окна по всем стенам, однако они выходили не наружу, а на сам корабль, и сквозь них можно было видеть главную боевую палубу, где большие орудийные стволы высовывались в люки; на бомбовые шахты, теперь по большей части пустые; на усталых офицеров и солдат, стоящих на своих постах. Генерал Гуд, если судить по его виду, спал еще меньше моего, однако Уна Перссон выглядела необычайно свежей. Она приветствовала меня первой:

— Доброе утро, мистер Бастэйбл. Примите мои поздравления! Вы вышли из этой битвы живым!

Генерал Гуд с гордостью сказал:

— Это было, вероятно, самое ожесточенное и крупное морское сражение в мировой истории. И мы выиграли его, мистер Бастэйбл! Что вы теперь о нас думаете? Для вас мы все еще варвары, которые нападают только на слабых и беззащитных, на раненых и беспомощных?

— Ваши люди и ваши корабли сражались с большим мужеством и опытностью, заслуживающими всяческого уважения, — признал я. — И в этом случае, должен добавить, у вас есть все основания гордиться собой — ибо австрало-японский флот напал на нас, не дав себе даже труда приступить к переговорам.

— На нас? — Гуд мгновенно уцепился за это слово. — Следовательно, вы отождествляете себя с нашим делом.

— Я отождествляю себя с моим кораблем, — пояснил я, — пусть даже для меня на борту нашлось чертовски мало работы. Но я полагаю, что был все же наблюдателем, а не участником.

— Как вам угодно, мистер Бастэйбл, — сдался Гуд и провел рукой по своим седеющим волосам. — Я только что дал вам возможность сделать выбор. Мы как раз собирались обедать. Не хотите ли составить нам компанию?

Я сдержанно поклонился.

— Благодарю вас, — ответил я, — с удовольствием.