— … Я думаю, не надо спрашивать, каким образом ты убедила ее встать и пойти? — несколько риторически поинтересовался я.

— Не надо, — подтвердила Таня. — Это сложно объяснить. И вообще я вычеркнула ее из нашей жизни. Надеюсь, навсегда… Поехали домой, Маскаев. Я устала. Очень устала.

— Чуть позже, — сказал я, когда мы вышли на улицу, в сумерки Угольного переулка.

— Когда позже? — насторожилась Таня. — А разве не прямо сейчас?

— Завтра утром первым же автобусом, — сказал я.

— Почему завтра?

— Осталось одно дело, — сказал я.

— Мне вот твои дела… — начала было Татьяна, но я как мог убедительно заговорил и в конце концов настоял повременить с отъездом домой еще на несколько часов.

… Почти в полной темноте мы добрались до Рождественки — практически до того самого места, где пару дней назад Эльвира и я едва не впали в панику, когда воображение рисовало (по крайней мере мне) всадников Апокалипсиса в небе. Сейчас на берегу Оби — того места, где она начинала свое течение — не было ни души. Освещая себе дорогу светом фонаря, мы пробрались через высокую траву к лодочной станции.

— Надеюсь, ты не собираешься угонять лодку? — шепотом спросила Таня.

— Именно это я и собираюсь сделать, — сказал я. — Не бойся, я здесь уже был вчера, тут никто ничего не охраняет. Залезай через борт!

— Мы что — поплывем домой так? — последовал очередной вопрос, когда я оттолкнул простую рыбацкую лодку от берега и вставил весла в уключины.

— Нет. Дел у нас всего на несколько минут.

Я устроился поудобнее на средней банке, отполированной до блеска чьими-то штанами, поставил рядом фонарь и погрузил весла в реку, с наслаждением заслышав негромкий плеск воды под носом лодки и лопастями. Ритмичное постукивание уключин навевало легкую ностальгию — я ведь вырос на больших реках. Волга, Лена, Обь…

Хаотичное покачивание лодки и усилившийся плеск волн сказали мне, что я добрался до майдана, где в хаосе круговерти смешивались воды Бии и Катуни. Берегов отсюда видно не было, они скрылись почти в полной тьме.

— Маскаев, я тебя боюсь, — серьезно сказала Таня.

— Не бойся. Смотри лучше сюда. Смотри внимательно, потому что ты этого никогда больше не увидишь.

С этими словами я вынул из рюкзака, в котором еще недавно лежала рука Кэсси Роузволл, предмет, обернутый в плотную бумагу, в какую обычно заворачивают металлические или деревянные детали.

— Что это? — спросила Таня и, когда я направил на этот предмет свет фонаря, негромко ахнула: — Неужели это… Он самый?!

— Именно, — сказал я.

— Как он у тебя оказался?

— «Ткачи» запихнули его туда, куда, думали, я не буду заглядывать — не успею или вообще не стану.

Я мог бы сказать, что пока Монин и Эльвира возились с колесами, я целенаправленно обшарил все укромные места в «хайсе». И, как оказалось, не зря. Под обивкой потолка новый тайник мне удалось обнаружить меньше, чем через две минуты.

Но я промолчал. И Таня молчала минуты три. Тишину нарушал только плеск волн под днищем лодки.

— Я не думала, что он… такой… Думала, выглядит совсем иначе.

— Я тоже не знал, как он выглядит на самом деле. И ведь никто толком не знает, кроме считанных единиц… И, самое главное — больше этого никто и никогда не узнает.