— Я готов. А что от меня требуется?

— Позанимайтесь со мной дополнительно.

— Что ж. Я точно не знаю, когда вернусь, это зависит от того, как пойдут дела; но в понедельник мне надо быть в университете, у меня лекция. Позвоните в понедельник, хорошо?

— Конечно. Большое спасибо, профессор.

— Не за что.

— Знаете, — проговорила шведка с непередаваемой лукавой интонацией. — Мне почему-то кажется, что эти занятия доставят нам обоим удовольствие.

Слово «удовольствие» прозвучало недвусмысленно призывно.

Машина едва тащилась по запруженной транспортом утренней улице, и у Томаша было предостаточно времени, чтобы полюбоваться домами и витринами магазинов, приветливо распахнувших двери покупателям. Ветхие, израненные стены старых зданий выглядели необычайно живописно: изъеденные временем перила, высокие окна, фасады самых невероятных цветов, желтые, розовые, голубые, кремовые. Томаш то и дело узнавал в очертаниях экзотического города влияние португальской архитектуры. Брусчатые тротуары на португальский манер украшал черный геометрический орнамент. Названия у окрестных улиц были упоительные: Пинсе-Неш-де-Оро, Паласио-де-Феррамента, Каза-Оливейра.

— Что это за улица?

— Прошу прощения, сеньор? — Таксист покосился на Томаша в зеркало заднего вида.

— Как называется эта улица?

— Руа-да-Кариока, сеньор. Одна из самых старинных в Рио, почти все дома девятнадцатого века. — Он указал налево. — Видите тот погребок?

Томаш послушно повернул голову; за широко распахнутой дверью можно было разглядеть длинные столы и заставленную бутылками стойку.

— Угу. Бар «У Луиса», стало быть. — Таксист притормозил у ресторана, энергично помахав рукой, чтобы другие машины подождали, пока пассажир полюбуется на памятник старины. — Самый старый погреб в Рио, сеньор. Его открыли в восемьсот восемьдесят седьмом году, и знаете, у него любопытная история. Раньше этот бар назывался «У Адольфа», и здесь подавали лучшую немецкую еду в городе, сосиски не хуже, чем в Германии. Главные интеллектуалы того времени приходили сюда поужинать и пропустить рюмку. — За ними уже наметилась пробка, и водителю пришлось тронуться с места. — Потом началась война, и знаете, что сделали хозяева?

— Ушли в подполье?

Таксист расхохотался.

— Поменяли название.

Машина пересекала проспект Парагвайской Республики. Водитель посоветовал пассажиру посмотреть налево, где возвышалась громоздкая конструкция из стекла и металла.

— Кинотеатр «Ирис», — сообщил он тоном заправского гида. — Когда-то считался самым модным в Рио.

Улица Кариока упиралась в вытянутую прямоугольную площадь. Ее центральную часть занимал окруженный резной оградой сквер; деревья, словно верные гвардейцы, окружали статую всадника, сжимавшего в правой руке какой-то свиток; постамент украшали вооруженные копьями индейцы, восседавшие на спинах крокодилов.

— Где это мы?

— На площади Тирадентеша.

— Так это Тирадентеш? — спросил Томаш, кивнув на венчавший площадь монумент.

Таксист опять рассмеялся.

— Нет, сеньор. Это император дон Педру I.

— Надо же! А почему площадь назвали в честь Тирадентеша?

— Это долгая история. Когда-то это место называлось Цыганским полем. Потом здесь стали наказывать рабов, а площадь стали звать площадью Позорного столба. А когда восстание Тирадентеша подавили, на ней возвели эшафот, где его и казнили.

— Кого казнили?

— Как кого? Тирадентеша.