Томашу надоело любоваться ярмаркой тщеславия, и он вернул журналы на место. Маргарита, сидя у окна, прижалась носом к стеклу и мечтательно глядела на заброшенные американские горки, словно фантазируя о стремительных подъемах и головокружительных спусках. Констанса неловко пристроилась на диване подле мужа, беспокойная, нервная, и в немой тревоге смотрела на дочь.

— Думаешь, придется делать операцию? — спросил Томаш тихонько, чтобы Маргарита не слышала.

Констанса вздохнула.

— Не исключено. — Она прикрыла глаза. — Понимаешь, с одной стороны, я вроде бы хочу, чтобы ее прооперировали, и она больше не мучилась. Но когда я представляю, что в такое маленькое сердечко кто-то полезет скальпелем, мне становится страшно до тошноты.

У Маргариты были проблемы с сердцем, обусловленные ее основным заболеванием. Вскоре после того как у малышки диагностировали синдром Дауна, педиатр из института Рикарду Жоржи позвал их на консультацию. Не столько для того, чтобы обследовать девочку, сколько затем, чтобы объяснить напуганным родителям, что их ждет. Слова врача подтверждали то, что они сами успели прочесть в медицинских журналах: болезнь Маргариты означала наличие лишних пар хромосом в каждой клетке организма, в том числе и в сердце. В человеческих клетках по сорок шесть хромосом, разделенных на пары; причина всему — пара номер двадцать один; у Маргариты и ей подобных было не две двадцать первых хромосомы, а три; это явление назвали трисомией 21. Она-то и вызывает синдром Дауна.

Педиатр говорил о «генетической катастрофе», которую невозможно предвидеть, убеждал родителей заглушить муки совести и не винить друг друга; но и Томаш, и Констанса знали: если виноватого нет, значит, виноваты оба, оба допустили то, что произошло, оба пошли открывать, когда в дверь стучалась беда. Отныне оба сгибались под тяжестью неизбывной вины перед маленькой дочуркой, перед своей плотью и кровью, и втайне надеясь заслужить прощение, как могли, старались порадовать ее, облегчить ей жизнь, возместить то, чего она была лишена от рождения.

Проклятая трисомия 21 превратила организм Маргариты в клубок болезней. У девочки была предрасположенность к ангинам и отитам, гастрит, сильное плоскостопие и самое страшное — проблемы с сердцем. Как только малышка появилась на свет, акушерка послушала ее сердечко и тотчас бросилась за кардиологом; после долгих обследований у Маргариты обнаружили порок клапана, отделяющего артериальное кровообращение от венозного, по счастью, операбельный. Статья в медицинском журнале, за который обезумевшие родители хватались, как за соломинку, изобиловала пугающими терминами, вроде дефекта аурикуловентрикулярного клапана с частичным нарушением интераурикулярной коммуникации типа sinus venosus, но, по большому счету, повторяла на непонятном медицинском языке то, что врач объяснил им по-человечески.

После очередной серии консультаций и анализов раздавленные страшными новостями Томаш и Констанса узнали, что операцию следует делать в первые три месяца жизни, а любое промедление приведет к тому, что она может оказаться малоэффективной и чересчур рискованной. То было очень тяжелое время. Почти каждый день приносил новые дурные вести, и они всякий раз оказывались хуже предыдущих. Маргариту поместили в больницу Святой Марты и уже назначили день операции, но тут хирург и кардиолог еще раз посмотрели результаты компьютерной томографии и начали колебаться; порок оказался небольшим, и можно было с большой долей уверенности сказать, что с годами он пройдет сам собой. То была первая хорошая новость со дня ее рождения. В конце концов кардиолог под свою ответственность отдал крошку обессиленным родителям. Девять лет прошли относительно спокойно, но тут выяснилось, что проблемы с сердцем только усугубились, так что вопрос об операции вновь стал актуальным.