Оба выкрикнули одно и то же китайское слово, которое, как решил Джон, означало «Стой!».

Ибрагим замер на месте и с покаянным видом опустил голову.

Охранники осторожно приблизились. Увидев его лицо, они успокоились. Они заговорили по-китайски, насмешливо кривя губы.

Асгар шепотом переводил их слова:

«Опять воровал жратву, Ибрагим?»

«И, как всегда, попался. Что стащил на сей раз?»

Первый охранник обыскал дрожащего уйгура и вытащил из-под его рубашки глиняный горшок.

«Опять мед. Ты ведь знаешь, мед не для заключенных. Рано или поздно мы бы узнали о пропаже и выследили бы тебя. Ты самый глупый из всех, кто здесь сидит. Теперь мы должны отвести тебя в карцер, а завтра ты будешь иметь дело с начальником. Догадываешься, что это значит?»

Ибрагим еще ниже опустил голову, и охранники повели его к маленькому строению на краю территории.

— И чем это грозит ему? — обеспокоенно спросил Джон.

— Неделей в карцере. Ибрагим совершил отвлекающий маневр. Это и есть его вклад в наше дело. — Асгар осмотрелся по сторонам: — Вперед!

Как только Ибрагим вошел в карцер, Джон и Асгар покинули столовую через главный вход и во весь опор помчались вправо. Они нырнули под барак, проползли под ним, выскочили с другой стороны и опять побежали. Эту операцию они повторили еще дважды и наконец оказались в другой части колонии. Лежа под третьим бараком и бурно дыша, они внимательно присмотрелись к следующей группе зданий. Прямо перед ними стоял последний барак, самый дальний от того участка забора, где они проникли на территорию.

Асгар жадно хватал ртом воздух. У Джона гулко билось сердце и зудело лицо, но он думал только о том, что в этом бараке находится Дэвид Тейер.

Здания на этом участке также соединялись деревянными дорожками. Здесь дежурили еще два охранника, расходясь и сходясь навстречу друг другу. Когда охранники повернулись спинами к Асгару и Джону, уйгур кивнул, и они вновь побежали, на сей раз не так быстро.

Дверь барака беззвучно приоткрылась, и стоявший за ней человек поманил их в темноту. Ему было около тридцати лет, его правую щеку рассекал шрам, похожий на след бритвы. Он приложил палец к губам, притворил дверь и крадучись зашагал между тюфяками, на которых храпели заключенные. Лунные лучи, проникавшие сквозь высокие окна, освещали эту унылую картину, похожую на эпизод из черно-белого фильма, снятого по романам Солженицына.

Джон и Асгар прошли следом за заключенным к двери у дальней стены здания. Тот указал на нее и вернулся на свое спальное место. Джон и Асгар обменялись взглядами в полутьме; Асгар сделал жест, словно говоря: «Теперь ваша очередь, если хотите».

Это была камера Дэвида Тейера. Последняя дверь в самом дальнем бараке колонии. Камера человека, который уже много десятилетий официально считался мертвым. Его жена повторно вышла замуж и умерла. Его друг женился на ней и тоже умер. Его сын вырос без отца. Этот человек пережил несколько поколений.

Джон решительно распахнул дверь. Тейер заслуживал большего, чем жалость. Он заслужил свободу и все те радости, которые ему мог предложить мир.

За дверью была маленькая комната. Двое мужчин, сидевших бок о бок в деревянных креслах, вскинули лица. Каждый держал в руке маленький зажженный фонарик, прикрыв огонек ладонью. Кроме них, Джон ничего не мог разглядеть. Они с Асгаром торопливо закрыли за собой дверь.

— Киавелли? — прошептал Джон в темноту.

— Смит?

— Да.

Сидящие отняли ладони от фонарей. Камера наполнилась тенями и светом. Оба ее обитателя были полностью одеты. Тот, что носил обычную арестантскую рубаху и брюки, был моложе — мускулистый, с серыми коротко подстриженными волосами и щетиной на подбородке.