Я закрыл ладонью рот Анне, слегка приподнял ее голову, чтобы она могла все увидеть своими глазами. С парапета на пляж спрыгнул человек в курточке и темных брюках. Руки его были опущены в карманы. Не торопясь, глядя по сторонам, он подошел к двери медпункта, сдвинул марлю, вытянул руку с пистолетом вперед и дважды выстрелил. От каждого выстрела Анна вздрагивала, словно кто-то невидимый толкал ее в спину. Так же спокойно и неторопливо убийца спрятал пистолет в карман, повернулся лицом к морю, сплюнул под ноги, посмотрел в сторону Крепостной горы, затем – в нашу. Кажется, взгляд его остановился на лодках. Мы с Анной перестали дышать. Человек, снова опустив руки в карманы, медленно пошел в нашу сторону. Он понял, что вместо меня убил случайного человека? Он заметил нас? Я почувствовал, как напряглась шея Анны. Похоже, я невольно сдавил ее своими пальцами.

Не было уже никаких сомнений – убийца шел прямо на нас. Я очень медленно опустил руку на песок и сжал в кулаке полную горсть. «Какая глупость! – подумал я. – Это не поможет. Я даже не докину песок до его лица. Теперь ясно, почему лодки напомнили мне гробы».

Человек, не дойдя до нас шагов десяти, остановился, посмотрел по сторонам. Зачем он тянет? Свидетелей не будет – у него пистолет с глушителем, можно хоть всю обойму разрядить в нас – на набережной, где из каждого кафе несется музыка, никто не услышит. Мои нервы дошли до предела. Сейчас я очень хорошо понимал тех киногероев, которые рвали на груди рубахи и орали: «Стреляй, гад!»

Человек сплюнул – должно быть, это был такой ритуал – и пошел прямо на нас. Через несколько секунд его ноги в коричневых туфлях «инспектор» мелькнули перед нашими перекошенными лицами, и каблуки застучали по днищу лодки. Нам на головы посыпался песок. Еще два удара, затем металлическая опора, на которой стояла лодка, закачалась, тихо заскрипела, и все затихло.

Анна повернула ко мне лицо. К счастью, в темноте я не видел, какое у нее было выражение.

– Ушел? – одними губами спросила она.

Я беззвучно, по-пластунски вылез из-под лодки, посмотрел наверх, по сторонам. По набережной, удаляясь, плыли красные огоньки автомобильных габаритных фар.

– Ну что? – спросил я. – Уже согрелась? Больше не хочешь водки?

– Хочу, – прошептала Анна. – Зачем… зачем он выстрелил в него?

– Молчи, не спрашивай… Выть хочется… Вставай, надо уходить отсюда. Кнышу позвоним с «Горки». Там есть телефон. У убийцы много примет: ботинки, брюки, автомобиль. Его высчитают в полчаса…

Я не верил в то, что говорил.

Мы шли по темному пляжу молча. Анну шатало от усталости и водки. У нее не было сил даже плакать, и она время от времени лишь негромко всхлипывала. Я не мог разжать кулаки. Судорога скрутила их, превратив в булыжники. У меня перед глазами стояло лицо убитого спасателя с застывшим на нем выражением недоумения, будто он хотел спросить: ребята, за что?

– Я достану его… – бормотал я. – Я достану этого Лешика вместе с его Эльвиркой. Я раздавлю этих клопов. Я отрежу Малыгину уши и затолкаю их в рот Милосердовой. А потом отрежу ей голову и пришью к плечу Лешика. И этого сиамского близнеца мы похороним на том же симферопольском кладбище, под той же могильной плитой…

Да простит меня господь за такие слова и мысли!

– А ты разве не спишь? – удивилась Анна.