|
Она теперь не плакала. — Так чего ты хочешь от меня? — Мы не можем вас спасти, но вы можете спасти нас. И вам это ничего-ничего не будет стоить. Хуже от этого не будет. Вам не придется терпеть никаких дополнительных неудобств. — Что такого в моей жизни, что моя смерть может вас спасти — и каким образом? — У вас говорят: «когда умирает человек — умирает целый мир». Вы такие огромные существа… Огромные! Несказанно великие! Вы сравнимы с целым миром! Со Вселенной! Корасон обвела взглядом спящих соседок по камере. — Да уж. И что? — Если вы скажете, просто скажете, что отдаете свою жизнь за спасение нашего мира… — Я… Я как-то думала отдать жизнь за наше дело. За свободу. За товарищей. — Нет, послушайте, это прискорбное недоразумение. Это невозможное дело. Вы не можете отдать жизнь за своих друзей — они так же велики, как и вы. Исключено, исключено, им вы помочь не в силах! А нам — да, можете. Вполне. Вашей жизни будет достаточно для спасения целого мира. — Мне казалось… что для такого великого свершения… нужен подвиг. Жертва. Как у Христа. Что-то такое. Страдания… — Разве вы мало страдали? — Но не за вас ведь. — Нам зачислят. Это тоже. Это может усилить эффект. — Но сначала я предам их. Сдам их палачам. — Знаете… я тут подумал… Я мог бы затуманить вам разум таким образом, что вы оказались бы неспособны… Просто неспособны. Я не могу милосердно убить вас — это разрушит условия, необходимые для успеха, для спасения нашего мира. Но я могу, уже после того, как вы посвятите свою смерть нам, в качестве бескорыстной жертвы… — Какая же это будет бескорыстная жертва? Мне это выгодно. — Да, в общем и целом, да. Но выгода незначительная! И не имеющая отношения к нашему миру! Вы все равно умрете для нас, за нас. А я просто… просто спою вам колыбельную. Сразу после первого залпа. Как будто вы сошли с ума от страха. Это будет… просто мой личный подарок. Никаких сделок. — Как-то все глупо. Несуразно. — Корасон ощупала вымокшее от слез одеяло. — Я так устала. Говоришь, уже скоро? — Очень скоро, очень! Пожалуйста… — Да ну тебя. Ты ненастоящий. Тебя и вообще нет. — Почему же? — обеспокоено скрипнул Насекомый. — Нелепо. — Это вам кажется, что нелепо, — скрип его перешел в почти ультразвуковой визг, Корасон с трудом разбирала слова. — А у меня там… У нас там кладки, понимаете? И миллиарды лет неповторимой, не сравнимой ни с чем, единственной во Вселенной культуры. У моего последнего выводка еще не затвердели панцири, понимаете? Ваше появление было таким… таким чудом! Если бы вы знали. Словно в ответ на наши стенания и сокрушения вдруг живой водой в мир уже мертвых пролились ваши слезы. Капля за каплей, тонким ручейком… и наконец — бурным потоком, как будто рухнула плотина — какое очистительное безумие овладело нами! Если бы вы знали! Отдайте, отдайте нам вашу жизнь. За вами идут, и больше она вам ни на что не пригодится. А мы… мы будем чтить вас как спасительницу мира. И вы не станете предателем здесь. Ваши друзья, те немногие, что уцелеют, не проклянут ваше имя. А? — Что-то здесь очень и очень нелепо. В чем твоя ложь, таракан? Насекомый снова потупился. — А вы не передумаете? — Я еще даже не согласилась. Насекомый скорбно зашелестел хитиновыми пластинами. |
