Глава 2

…и даже если все настолько скверно, то, подозреваю, ты все равно не сказал бы мне. Что же касается женщин, по крайней мере проверяй, чтобы они были чистоплотны и не заражены болезнями. В остальном же поступай так, как считаешь нужным, дабы сделать свое существование сносным. И пожалуйста, возвращайся живым. Я рискую, конечно, показаться сентиментальным, но я правда не знаю, что я стану делать без тебя.

Несмотря на все его недостатки - а Франческа готова была согласиться, что их у Майкла Стерлинга немало, - он был просто прелесть какой хороший человек!

Он был ужасный сердцеед (ей случалось видеть его в действии, и нельзя было не признать, что весьма умные женщины совершенно теряли голову, стоило ему пустить в ход обаяние) и определенно не относился к жизни с должной серьезностью, как того хотелось бы ей с Джоном, но, несмотря на все это, она не могла не любить его.

У Джона никогда не было такого хорошего друга, как Майкл - ну, до того, как Джон женился на ней, разумеется, - а за последние два года и для нее он стал наперсником. Что было вообще-то довольно забавно. Кто бы мог подумать, что она станет считать мужчину одним из своих ближайших друзей? Не то чтобы она неловко чувствовала себя в кругу мужчин - общество четырех братьев обыкновенно вытравляет застенчивость из самых что ни на есть женственных созданий. Но она была не такая, как ее сестры. Дафна и Элоиза - и Гиацинта тоже, надо полагать, хотя последняя была слишком юна, чтобы утверждать с уверенностью, - были открытыми и решительными натурами. Они принадлежали к тому типу женщин, которые великолепно стреляют, увлекаются охотой и прочими занятиями в том же духе и имеют репутацию «настоящих товарищей». Мужчинам всегда очень уютно в обществе таких женщин, и, как заметила Франческа, чувство это взаимно.

Но она была другой. Она всегда знала, что отличается от остальных членов своей семьи. Она безумно любила их всех и жизнь отдала бы за любого из своей родни, но, хотя она с виду и была самая настоящая Бриджертон, в душе она чувствовала себя иной, словно ее в детстве подменили эльфы.

В то время как все Бриджертоны были душа нараспашку, сама она была… не то чтобы застенчивой, но несколько более сдержанной, более осторожной в выражениях. Она имела репутацию человека ироничного и остроумного и, надо признаться, редко отказывала себе в удовольствии поддеть своих сестриц и братцев. Подтрунивание это было от любви, само собой разумеется, ну и отчасти оттого, что всякий выйдет из себя, если проводит столько времени в кругу семьи. Правда, и они в ответ дразнили Франческу, так что все было справедливо.

Такова уж была обстановка в их доме. Они все время смеялись, пререкались, дразнили друг друга. Вклад, который в этот шум и гам вносила Франческа, был просто потише, чем у остальных, более коварный и с подковыркой.

Ей нередко приходило в голову, что Джон показался ей таким привлекательным отчасти потому, что увез ее из того хаоса, какой царил обыкновенно в доме Бриджертонов. Не то чтобы она не любила мужа - она любила его. Она его обожала. Он был для нее родственной душой, такой похожий на нее во многих отношениях. Но кроме всего прочего, было большим облегчением вырваться из дома матери и начать безмятежное существование с Джоном, чувство юмора у которого было точно как у нее.

Он понимал ее, предвосхищал ее желания.

Он дополнял ее.

Когда она впервые повстречалась с ним, ее охватило очень странное чувство, словно она была кусочком головоломки, которому наконец-то нашелся подходящий парный кусочек. Их первое свидание не было ознаменовано всплеском всепобеждающей любви или страсти, скорее странным и жутковатым ощущением, что наконец-то она нашла того единственного в мире человека, с которым может быть самой собой.