— Моя записка недостаточно ясна?

— Нет, все понятно, мы приятно провели время, прощай.

Зара сжала губы и отвела глаза в сторону.

— Ты не подумала, что мой персонал мог прочитать твое послание?

Она резко повернулась к нему:

— Твой секретарь читает сообщение с грифом «лично»?

Неуверенность в ее голосе и отчаяние в глазах спутали все его намерения. Он с ума сходит, как желает эту женщину, но прежде получит объяснения.

— Прочитала, — отрезал он. — И теперь знает, что со мной у тебя был лучший секс в твоей жизни.

— Я не писала этого! — Ее щеки стали багровыми.

— Намекала. — Алекс наблюдал, как она отвернулась, чтобы подобрать с пола спортивную сумку. — Не беспокойся. Я плачу Керри достаточно, чтобы она не рисковала своим служебным положением и оповещала мир о том, что случайно узнает.

Девушка выпрямилась.

— Мир уже знает.

Он замер, сознание медленно прояснялось.

— В мое отсутствие пресса разгулялась?

Зара кивнула.

— Первая страница в «Госс».

Черт!

— Фотографии?

— Около отеля. — Она скривила губы в улыбке. — Два дня я была «таинственной блондинкой», затем парочка воскресных газет выдала мое имя.

— И ты решила, что все кончено? — медленно спросил он. Его кровь обогатилась кислородом новой надежды. Такую причину можно попять и принять. — Из-за журнала, который даже бумаги, на котором напечатан, не стоит?

— Я не хочу, чтобы меня снимали без моего ведома! Я не хочу красоваться на обложках, и мне наплевать, какие это журналы и какая бумага. — Он уже слышал эти раздраженные нотки в ее голосе и раньше, в кафе Кармель, когда шла речь о ее матери. Тогда он в первый раз почувствовал крепкую связь между ними, родство душ.

— Даже на обложках медицинских журналов? — спросил он, давая ей понять, что помнит их разговор о карьере.

— Тогда речь шла не о любовных связях.

В ее глазах промелькнуло сожаление и тоска, Алексу захотелось обнять и утешить девушку, но она прижала к себе спортивную сумку, словно щит.

— Если бы дело касалась только меня, я бы не волновалась, — продолжила она. — Но на прошлой неделе я была анонимной блондинкой, затем Зарой Ловетт, в следующий раз я буду дочерью стриптизерши. Они раскопают фотографии моей мамы и присоединят к твоей.

— И ты думала… я испугаюсь, что твоя мама была стриптизершей?

Зара нахмурилась и крепче прижала сумку к груди.

— Ты знал?

— Нет, и мне все равно. — Он снова двинулся навстречу, но она уклонилась в сторону. — Меня не заботят газеты, Зара.

— Ты говорил, что не любить, когда ранят чувства других.

В этот раз он ухватил ее за плечо и заставил поднять глаза.

— Что напечатал журнал, Зара? Статья причинила тебе боль?

— Не мне, моей матери. Я не хочу, чтобы они снова трепали ее имя и память.

— И ты из-за этого решила пожертвовать нашими отношениями?

— Да, — тихо откликнулась она, но взгляд оставался твердым и решительным. — Прежде чем они начнут копаться в грязном белье.

— Мне наплевать…

— А мне нет! И не из-за себя, и даже не из-за тебя, из-за моей мамы. Ты рассказывал, что твоя мать тоже ненавидит прессу. Разве ты не понимаешь? — Она бросила сумку на пол, схватила Алекса за плечи и встряхнула.