Когда я поел, вывел гнедого на свежую траву, привязал его и вернулся к костру. Хоть я и опасался, что преследователи идут за мной по пятам, спать хотелось, хоть убей, и я решил, что волнуюсь напрасно.

Когда я открыл глаза, полковник Меткаф сидел на камне, держа меня на мушке револьвера.

— Ты, значит, Тайлер? — На вопрос это не было похоже, и мне показалось, будто полковник смотрит на меня как-то оценивающе.

Я осторожно сел. Рядом с седлом у меня лежал револьвер, прямо под рукой.

— Ты знаешь, кто я такой?

— Вы — полковник Меткаф. Кто ж вас не знает?!

Он не сводил с меня глаз.

— А что еще знаешь?

Малость удивившись, я мотнул головой. И он сказал вполголоса:

— Тайлер, я тот, кто должен был убить Тейта Липмэна.

До меня смысл его слов дошел не сразу, но и тогда я не был до конца уверен.

— Что это значит?

— Говорят, содеянное нами остается жить после нас, а иногда, Тайлер, оно живет с нами. Ты заслуживаешь узнать то, что я тебе скажу. Но кроме нас об этом будет знать еще один человек, и больше никто.

Все это было для меня полной околесицей, но я не шелохнулся. А волноваться мне было о чем, уж поверьте. Раз здесь был полковник, значит, где-то неподалеку находился и Шайлоу. И с ним — все остальные, кто припас для меня веревку.

Он был выбрит, его одежда вычищена. Он выглядел как и всегда, полковник Эндрю Меткаф, главный человек в городе, слово которого — закон… и то был чаще всего хороший закон. Человек он был жесткий, но справедливый — во всяком случае, так о нем говорили.

Тут он опустил голову, и я осторожно потянулся к револьверу. А он говорит так тихо-тихо:

— Тайлер, я отец Розы Киллин.

Это меня остановило, да что там! Я так и застыл, глядя на него разинув рот.

— Ее мать была хорошая женщина… прекрасная женщина. Перед войной она с мужем вместе ехали сюда через равнины. По дороге ее муж умер. Я был тогда молодым лейтенантом, сопровождал с отрядом их обоз… Мужа она никогда не любила. Он был… нет, он был неплохой, но очень уж недалекий. После его смерти мы много времени проводили вместе. Слишком много, и мы оба были молоды.

Она была из хорошей семьи — девушка благородных кровей. У нее в роду были испанские переселенцы, обосновавшиеся в Калифорнии, и ирландцы.

Меня вызвали в Санта-Фе, потом перебросили на восток, а затем началась Гражданская война. Прошло несколько лет, когда я получил от нее письмо. Она писала, что тяжело больна и умирает, и что у нее остается дочь… наша дочь.

Во время войны я женился. Я должен был позаботиться о девочке, но делать это следовало негласно… Если бы я признался, что Роза моя дочь, я не только разрушил бы свой брак, но и навлек позор на семью ее матери.

Я дал девочке хорошее образование и далеко от себя не отпускал. Это все, что я мог для нее сделать. Роза все знала и понимала ситуацию и принимала все как есть. Разумеется, ни она, ни я не могли предвидеть, что наш покой нарушит Тейт Липмэн.

Я не мог понять, зачем он мне все это рассказывает. В любую минуту Шайлоу со своими дружками мог появиться здесь, и, несмотря на весь свой авторитет, Меткаф не сумел бы вытащить мою голову из петли. Среди тех, кто за мной гнался, были двое дружков Липмэна — оба матерые и злые, — а Шайлоу, этот уж точно не упустил бы свой шанс.

Но я сидел, слушал… и меня не покидала мысль о том, что хочу жить, а чтобы выжить, мне нужно поскорее схватить револьвер.