– Я вас не совсем понимаю. Вам кажется, ваша жизнь будет более осмысленной, если вы станете общаться со знаменитостями?

– Значит, вот как вы обо мне думаете?

Она отвернулась, вероятно, искренне обидевшись, и снова затянулась сигаретой. Я наблюдал, как она смотрит вниз, на опустевшую улицу и белые дома напротив с лепниной на фасадах. Потом она грустно произнесла:

– Боюсь, именно так это и выглядит. Особенно если человек смотрит на меня циничным взглядом.

– Надеюсь, вам не кажется, что я смотрю на вас таким взглядом? Я бы очень огорчился, узнав, что это так.

– Тогда вам следовало бы попытаться проявить чуть больше понимания. – Она обернулась и напряженно всмотрелась в мое лицо, прежде чем отвернуться снова. – Если бы были живы мои родители, они наверняка твердили мне, что давно пора выйти замуж. И наверное, были бы правы. Но я не хочу жить так, как, по моим наблюдениям, живут очень многие девушки. Я не собираюсь растрачивать свою любовь, всю энергию, ум – сколь скромны бы они ни были – на какого-нибудь бесполезного человека, посвящающего жизнь гольфу или торговле бондами в Сити. Я выйду замуж за кого-то, кто действительно вносит свой вклад. Я имею в виду, вклад в развитие человечества, в то, чтобы сделать мир лучше. Неужели это такое уж постыдное стремление? Я хожу на подобные вечера не затем, чтобы подцепить какую-нибудь знаменитость, Кристофер. Я ищу выдающихся людей. Ради этого можно иногда вытерпеть и некоторую неловкость? – Она махнула рукой в сторону зала. – Но я никогда не соглашусь с тем, что моя судьба – посвятить свою жизнь какому-нибудь милому, воспитанному, но с нравственной точки зрения бесполезному мужчине.

– Когда вы так говорите, – ответил я, – становится ясно, что вы мните себя ну почти избранной.

– В некотором роде, Кристофер, так и есть. Ах, что это играют? Что-то знакомое. Это Моцарт?

– Думаю, Гайдн.

– Конечно, вы правы. Да, это Гайдн. – Несколько минут она смотрела на небо и, казалось, слушала.

– Мисс Хеммингз, – сказал я наконец, – я вовсе не горжусь своим сегодняшним поведением. Можно сказать, теперь я даже сожалею о произошедшем. Извините меня. Надеюсь, вы меня простите.

Она продолжала смотреть в темноту, водя по щеке мундштуком.

– Очень любезно с вашей стороны, Кристофер, – тихо ответила Сара. – Но это мне следует принести извинения. В конце концов, я ведь хотела вас использовать. Конечно, хотела. Не сомневаюсь, я выглядела отвратительно, но это мне безразлично. Что мне небезразлично, так это то, что я плохо обошлась с вами. Возможно, вы не поверите, но это так.

Я рассмеялся:

– Ну, в таком случае давайте постараемся простить друг друга.

– Да, давайте. – Она повернулась ко мне, и лицо ее озарилось почти детской радостной улыбкой. Потом на него снова наползла тень усталости, и она опять устремила взгляд в ночную тьму. – Думаю, все из-за того, что я слишком тщеславна. И из-за того, что у меня осталось не так уж много времени.

– Давно ли вы потеряли родителей? – спросил я.

– Мне кажется, это случилось в незапамятные времена. Но в каком-то отношении они всегда со мной. Но взгляните, все расходятся. Какая жалость! А я хотела еще о многом с вами поговорить. Например, о вашем друге.

– О моем друге?

– Ну да, о человеке, о котором вы спрашивали сэра Сесила. Ну, о том, из Шанхая.

– Об Акире? Мы с ним не виделись с детства.

– Но он, судя по всему, очень много значит для вас. Я напрягся и посмотрел назад.

– Вы правы. Все действительно расходятся.

– Тогда, полагаю, и мне пора, а то мой уход будет замечен так же, как и прибытие, – сказала она, но не двинулась с места, и в конце концов я сам, извинившись, вернулся в зал.